На поле перед селом горели немецкие танки. Три оставшихся целыми танка, огрызаясь, словно побитые псы, пятились назад, под защиту строений. Наша пехота с криками «ура!» устремилась к сельской околице. Я прозевал момент вспышки и лишь по мощному удару, сотрясшему «тридцатьчетвёрку», понял, что нас подбили. Взвыв мотором, танк крутнулся на месте и беспомощно замер.
– Эх, невезуха! – с досадой крикнул Кретов, выбираясь наружу. – Ещё бы чуть-чуть, и мы бы их всех покарали.
– «Гуска», командир, надо трак менять, – высунулся из своего люка Серёга. – А так вроде бы порядок.
Вы пробовали заниматься ремонтом гусеницы? Тяжело? А представляете, как это можно делать под обстрелом? Вот и я говорю.
Я и Кретов остались в танке и продолжали вести огонь. Благо боезапаса ещё хватало. А ребята, вооружившись ломом и кувалдой, отправились заниматься гусеницей. Мы решили поддержать пехоту и били осколочо-фугасными. А я в который раз на собственной шкуре убеждался, что война – это не красивая кавалерийская атака, а тяжёлая изнурительная работа.
Командир вёл беглый огонь, а я еле успевал подавать снаряды.
– Давай, Жора, давай! – вошёл в азарт Саша.
А я чувствовал, как между лопаток течёт пот, и молил бога, чтобы парни быстрее починили гусеницу. Штатный боекомплект танка составлял двадцать пять бронебойных снарядов и семьдесят пять осколочно-фугасных, так что ещё стрелять да стрелять.
«Если Сашка не сбавит темпа, то я умру, так и не дожив до победы», – думал я, досылая в ствол очередной снаряд.
– Командир! – крикнул в открытый люк механика- водителя Серёга. – Валерку ранило!
– Жора, иди! – повернулся ко мне Кретов. – А я тут пока один.
Стрелок-радист лежал, привалившись спиной к пустому снарядному ящику. Из-под прижатых к животу ладоней, расплываясь по замызганному бушлату тёмным пятном, сочилась кровь.
– Как же ты так, Валера, – разрывая зубами упаковку от индивидуального пакета, спрашивал я. А в голове крутились слова Сергея о приметах. Вот ведь чёрт, накаркал всё-таки!
– Осколок, – виновато просипел радист.
Валера старался терпеть, но его глаза буквально кричали о переживаемой им боли.
– Терпи, брат, терпи, – приговаривал я, наматывая на рану виток за витком бинт из пакета.
– Жора, помоги! – крикнул Сергей.
Я растерянно посмотрел на Валеру.
– Помоги, – белыми словно мел губами прошептал тот. – Иначе все здесь ляжем.
– Я сейчас, я быстро. Ты потерпи.
Я схватился за лом и натянул гусеницу, а Серёга вставил палец.
– Готово! – крикнул он. – Дальше я сам.
– Ты как? – заглянул я в глаза раненого, вернувшись назад.
Ответом мне было молчание. Валера, прикусив губу, смотрел остановившимися глазами мимо меня.
– Чёрт! Я же говорил, – раздался у меня за плечом голос Сергея. – Давай его на броню.
В последний раз, на наших руках, взбирался стрелок- радист на броню своего танка. А я думал о превратностях военной судьбы. Оказывается, не всегда гибнет весь экипаж, бывает и так.
