Незнакомец подошел к воротам и громко произнес:
– Ибо скор у мертвых шаг. Открывайте, Каиниты!
Ворота открылись, и пройдя во внутренний двор, Эшлера окружили несколько человек в изящных сюртуках, ухоженных париках, вооруженные посеребренными скьявонами и кацбальгерами. Узнав Эшлера, ландскнехты приветствовали его почтительным поклоном, застыв на несколько секунд. К Эшлеру приблизился один из людей со словами:
– Мин херц, мы ждали вас! Счастлив приветствовать в нашем анклаве. Следуйте за мной, мой господин желает видеть вас. Он давно вас ожидает. Милорд, не сочтите за грубость, но позвольте мне представиться, – приветствовал Эшлера привратник, ожидая одобрения. Эшлер кивнул. – Мое имя Мародер, Адольф Мародер, всецело к вашим услугам, герр Эшлер. – Мародер почтительно поклонился Эшлеру и повел его в основную залу.
– Быть может, милорд желает экскурсию по замку, ибо не думаю, что господин будет возражать – игриво вмешался спутник Эшлера.
– Господин дал мне четкие указания насчет гостя. Господин предпочитает лично показать гостю свои владения – резко отозвался Мародер, сжимая рукоять своего кошкодера в руке, по привычке.
Спутник покинул Эшлера, оставив его на попечении Мародера. Мерно потрескивал лепной камин в просторной зале, где потолок украшен лепниной на тему убийства Авеля. Тонкие атласные, окровавленные полоски ткани радиально направленные от восьми углов к центу, где висела массивная чашевидная люстра в форме черепа, украшенная по четырем сторонам подсвечниками в форме серебряных летучих мышей. На стенах висели работы Дюрера «Меланхолия», «Рыцарь, Дьявол и Смерть», «Святой Иероним в келье» и пара работ художницы Виктории Франсез, вероятно кто-то долго ходатайствовал о размещении их в этой зале. Привилегированное место занимали два больших портрета – императора Максимилиана Первого и Брема Стокера.
Убранство комнаты отличалось скромностью, но с выдержанным аристократическим достоинством и вкусом, которому всякий мог позавидовать. Изящная резная мебель, массивная, но утонченная, созданная в надежде пережить тысячелетия, являясь эталоном отменного чувства стиля. У камина располагались два массивных стула времен Карла Пятого с высокими спинками, а между ними стоял невысокий круглый столик, ножки которого украшены позолоченным орнаментов львиной гривы. На столике стояли два серебряных бокала в форме костлявых рук, держащих хрустальный череп.
Поклонившись, Мародер пригласил Эшлера к камину, а сам сел рядом с молодым юношей, одетым по моде времен королевы Виктории, раскуривавшим трубку с опием. Мародер последовал примеру юноши, предварительно выпив абсент.
Эшлер подошел к пожилому человеку и сел рядом ним. Они сидели молча, смотря как огонь пожирает поленья. Жестом пожилой джентльмен предложил Эшлеру вина:
– Милорд, к этому напитку приложила руку сама графиня Батори. Не откажите мне в чести, испить с вами нектар жизни, амброзию Господа нашего.
– Никогда не откажу вам, друг мой, а тем более сейчас. Ваши аргументы всегда безупречны, – ответил Эшлер.
Жестом глава замка приказал Мародеру откупорить бутыль, и наполнить бокалы спустя несколько минут.
– Я предпочитаю дать ему подышать, впитать в себя запахи жизни, некогда отнятой у ее владельца. Поистине, алхимическая смесь сейчас наполнит наши бокалы. Кровь – это жизнь.
– Приятно находиться в обществе сынов Рейха, но я здесь не ради дружеских бесед.
