Отец вернулся домой радостный, но уставший. Смутное ощущение тревоги не покидало его. Чувство радости не доставляло ему полного удовольствия, оно было пустым и притворным. Он достал остатки шнапса и выпил всю бутылку один, чтобы быстрее опьянеть и уснуть.
Эшлеру и герцогу показалось, что прошло мгновение, но для супружеской четы эти полгода казались кошмаром. Тоскливая жизнь, словно они уже были мертвы. Каждый день серый и безрадостный, наполненный тревогой, отчуждением, затаенной обидой или ненавистью. Супруги часто ссорились. Гнев, страх, предчувствие беды и ощущение непонимания, одиночества царило в доме. Нигде не учат, что и как делать в условиях войны, как любить, как ненавидеть. Людей выбрасывают в жизнь, капризы которой не поддаются измерению: кто знает, что выпадет завтра, кто учтет все превратности судьбы, кто поможет в беде – сколько всего понимается в моменты страданий. Увы, но человеку надо что-то пережить, чтобы понять, что он ничего не стоит в этой жизни. Ощущение ненужности было королевой в доме супружеской пары, и таких пар было миллионы. К их невзгодам прибавилось беспокойство за сына. Свет будущего и яркость красок мирного времени угасали с каждым днем, с каждым новым выпуском газеты со сводкой о битве.
Спустя восемь месяцев война закончилась. Почта начала работать. Соседский сын вернулся живым, но в инвалидном кресле: шрапнель раздробила ноги до колен. Они с сыном супружеской четы служили вместе, но в одном из сражений, когда его спасли, друзья и соседи, потерялись. Герхард, так звали соседского парня, был обязан своей жизнью своему соседу – врачу Йозефу, школяру, изучавшему основы медицины в свободное от школы время. Счастью родителей Герхарда не было предела. Невозможно описать словами то чувство, когда обретаешь мир, когда любимый сын возвращается с войны, когда снова есть луч надежды на лучшее будущее. Если бы родители только могли понять самого Герхарда. Родина, ради которой он потерял ноги, выплачивало скудное пособие, а его самоотверженность не встречала понимания среди молодого поколения, которое пыталось свести концы с концами, так как Родина погрязла в долгах и контрибуциях, в революционной пропаганде. Молодым горячим сердцам хочется перемен, а Герхарда приводил в ужас даже стук в дверь, сильно напоминавший очередь пулемета по деревянному брустверу. Люди жалели Герхарда, но не понимали его. Он пытался жить нормальной жизнью, но на работу его не хотели брать, ведь он вздрагивает от каждого громкого звука, от резкого щелчка. На беднягу даже девушки не смотрели, предпочитая тех, у кого были обе ноги и не было опыта пережитого. Герхард утонул в опиуме, в роме, шнапсе и русской водке вместе с такими же товарищами-фронтовиками. Родители делали все, чтобы поднять дух своего ребенка, и вскоре, Герхард устроился на завод работать с бумагами и отчетами. К тому же, у него появилась боевая подруга, полюбившая его без ног, с искалеченной душой. Пожалуй, только она спасла его от неминуемой гибели, если бы не одно но: она изменяла ему. Закончилось все ранним утром с раздавшимся сдавленным хлопком. На инвалидном кресле, закинув голову лежал солдат по имени Герхард, лежал он неживой. Родители сошли с ума от горя, и никогда не смогли оправиться. Отец стал пьяницей, а его супруга обрела покой от нового слова в психиатрии – лоботомии. Тем временем газеты сообщали о статистике, и о том, что государство пытается помочь всем, но эти сообщения тонули в политической борьбе партий, использовавших горе отцов и матерей ради голосов, ради вербовки сторонников и возможности вооруженного переворота. И это повторяется каждый день, ведь ад – это другие.
