Живой Дагестан - страница 36

– Не видел я раньше этого корабля, – щетинистый махнул биноклем на север, где темнело еле различимое пятно.

– Тут каждый день новый, – пожал плечами старик. – От ветра прячутся. Покурим?

Сигареты давно погасли, а моряки еще медлили на холме. Наконец высокий решился.

– Быстро сделаем круг и вернемся.

Мотоцикл въехал в море и остановился метрах в пяти от берега. Рыбаки взяли с двух сторон канистру с топливом и зашагали вперед. Вскоре байда рванула с места и растаяла на горизонте.

Самым живым существом здесь кажется песок. Он со змеиным шипением вьется по тропам, вздымается вверх в безумном танце, расчетливо ведет долгую осаду и берет приступом улицы столицы Дагестана. Ведь остров Чечень – это тоже Махачкала, границы которой простираются вдоль моря к северу на сто с лишним километров.

В конце XVI века на западном побережье Каспия начали селиться терские низовые казаки. Их называли громко – казачье войско. В действительности же это были небольшие ватаги отчаянных людей, которые занимались охотой, рыбалкой и «молодечеством» или, проще говоря, пиратством. В утлых дощаниках и стругах они выходили в море грабить купеческие корабли. Острова были для пиратов неплохой базой с естественной защитой от горцев, не слишком довольных буйными соседями. В Смутное время сюда сбежали от воеводы Головина четыре тысячи бойцов. Ни рыба, ни купцы такую толпу прокормить не могли, а потому они быстро перебрались на Волгу, где и были увлечены, по выражению летописца, в коловорот смутного времени. В 1722 году, направляясь к Дербенту, Петр Первый оставил на острове часть флота. И хотя климат здесь был столь суров, что сюда в XIX веке ссылали, как на Сахалин, со смутных времен на каспийской Тортуге не переводились рыбаки-старообрядцы. От них на кладбище сохранились каменные астраханские надгробия – рядом с недавними небесно-голубыми крестами. Они-то и назвали остров позабытым ныне русским словом, означающим корзинку для рыбы. И немудрено – осетры, каспийский лосось и кефаль на Чечене водились в изобилии. В советские времена тут процветал колхоз-миллионер. Старожил острова дядя Вова показывает выцветшие фотографии. Он сам, еще молодой, стоит в пыжиковой шапке и тельняшке рядом с кавказцем в кепке-аэродроме на фоне памятника усатому революционеру Ермошкину и клуба – одного из самых роскошных в Дагестане. Дядя Вова похож на типичного неунывающего моряка из мультфильмов – красный нос картошкой, щетка рыжих моржовых усов, лукавый прищур.

– Мы здесь родились, поэтому никуда не уехали, – сыплет он дробным говорком, пока жена Наталья Михайловна ставит на стол борщ с козлятиной. – В войну даргинцы приставали: «Как убегать надумаете, продайте дом». А куда нам бежать?

На стол ложится следующий снимок – дети дяди Вовы, еще совсем маленькие. Они с трудом держат вдвоем отрубленный хвост гигантского осетра. Рядом пара пацанов сидит на куске туши размером с взрослого человека.

– Какая рыба была! Пятьдесят кило икры с нее сняли, – вздыхает дядя Вова. – Тогда можно было зайти по пояс в море и поймать осетра на сетку. Один такой день вернуть – я бы миллионером стал!

Повзрослевшие сыновья бодро орудуют ложками. Младшего, Колю, отец отправил на год в армию. Жителей Дагестана военкоматы берут с неохотой, но для русских делают исключение. Даже без взятки обошлось. С военным билетом сыну открыты двери хоть полиции, хоть ФСБ, но он до сих пор на острове. Старший, Артем, выучился на бухгалтера.