Живой щит Мариуполя - страница 3

Сначала пропала связь. Мобильные телефоны не ловили сеть, а интернет сыпался словно песок сквозь пальцы. Люди метались по квартирам, пытаясь дозвониться родным и понять, что происходит. Электричество стало редкостью – то включалось на час, то вовсе исчезало. Газ перестал идти по трубам, и дома потихоньку погружались в холод и темноту. Света не стало, и с ним ушло чувство безопасности.

Вода стала самым ценным и редким ресурсом. В квартирах краны почти высохли, а то, что оставалось – было мутным и ржавым. Мы не могли позволить себе ждать, когда всё станет совсем безнадежно. В подвалах, где прятались от обстрелов, люди начали пить воду из системы отопления. Она была тёплая, но ржавая, с горьковатым привкусом и запахом металла. Воду цедили через тряпки, стараясь убрать хоть какую-то грязь и ржавчину, но даже тогда она оставалась едва пригодной для питья. Каждый глоток был на вес золота – это была вода, которая спасала от жажды, но оставляла на языке металлическое послевкусие и ощущение неполной чистоты.

Снайпера Азова и патрули без разбора стреляли в местных жителей в тех, кто осмеливался выйти на улицу.

Каждый поход за водой превращался в лотерею с самой высокой ставкой – жизнью. Люди переползали через заборы, прятались за развалинами и бежали, будто спасаясь от самого дьявола. Многие не возвращались. Звуки выстрелов и разрывающихся снарядов звучали всё ближе и ближе. С каждым днём дорога к воде становилась всё более опасной, и всё меньше людей решалось рисковать.

Путь к старому ручью, где ещё можно было набрать хоть немного живой воды, прозвали «дорогой смерти». Тропа была открытой – без укрытий, между развалинами и заброшенными машинами. Снайперы выслеживали тех, кто осмеливался пройти по ней, а обстрелы не прекращались ни на минуту. Люди переползали с ограды на ограду, прятались в развалинах домов, затаивались в ямах и оврагах – всё ради нескольких литров воды.

Этот путь был страшен не только выстрелами, но и ощущением полной безысходности. Кто-то успевал вернуться с водой, а кто-то оставался там навсегда. Каждый, кто шел по «дороге смерти», знал: это может стать последним походом в жизни.

Магазины быстро опустели. Хлеб исчезал с полок за минуты, вода и консервы становились предметом настоящей борьбы. Очереди превращались в столкновения, и вскоре среди людей появились мародёры – те, кто грабил без разбора, забирая всё, что могло хоть как-то помочь выжить. Они разоряли полки, рвали пакеты и срывали двери. Иногда слышались крики и звуки драки, когда кто-то пытался защитить свои последние запасы.

А в подвалах начиналась другая жизнь. Там собирались те, кто не мог или не хотел выходить на улицу. В тесноте и темноте они искали утешение друг в друге, стараясь пережить этот кошмар. Но и там не было покоя. Еду приходилось добывать любыми способами – иногда даже ловить крыс и есть их. Выживать становилось мучительно трудно.

Я помню историю, которая навсегда осталась в моей памяти. Украинский полицейский, который командовал территориальной обороной Г., застрелил человека —всего лишь за бутылку водки. Эта бутылка была нужна для растирки больного ребёнка, который не мог дышать от жара и слабости. Этот момент показал, как ужас войны меняет людей и превращает сердца в камень. Каждый день становился испытанием не только на выживание, но и на человечность.

Похороны – отдельная боль. Людей хоронили прямо рядом, в подвалах и дворах, те, кто выходил за едой или водой, иногда просто не возвращались. Мы видели каждый день, как тела разбросаны на улицах – с оторванными ногами, разбитыми лицами, будто сама смерть ходила по городу и оставляла после себя следы ужаса. Было невозможно понять, как можно жить рядом с таким страхом и не сойти с ума.