– Выплескивать ярость на порождения тьмы – это одно, но когда она касается всех окружающих – это совсем другое.
– Мне… сложно контролировать себя, – натянуто улыбнулся Габриэль.
– Ты по-прежнему слышишь его голос?
– Почти всегда. Иногда он замолкает, и тогда мне легче.
– Я говорил с настоятелем храма Арианы, многоуважаемым Селеном. Он хотел бы встретиться с тобой, если ты не против. Он надеется, что сможет тебе помочь.
Габриэль поник головой, злоба ушла из глаз. Теперь в них была только усталость:
– Мне никто помочь не сможет, – спокойно проговорил Габриэль, – я ежедневно выслушиваю тысячу аргументов – грамотных, обоснованных аргументов, что моя жизнь и мои принципы полное дерьмо. Я слушаю возвышенные речи о смерти, вырезанных городах, войне, пытках и издевательствах. Меня ежедневно пытаются убедить, что единственная моя цель – это как можно более жестоко лишать жизни других. Эти речи я слушаю уже десять лет. Поверьте, отец, меня уже ничто не излечит.
– Ты должен бороться, сынок. Сейчас он с тобой?
– Да.
– Что он говорит тебе?
Габриэль поднял на настоятеля насмешливый взор и спокойно сказал:
– Теперь он требует вашей смерти.
Придя в свою комнату, которая располагалась в конце здания бараков, Габриэль увидел там брата. Тот приподнялся на койке и сказал:
– Девушке отдали одну из келий в храме. Я сходил с ней туда и… В общем она хочет тебя видеть.
– Зато я не хочу, – ответил Габриэль, падая на свою койку, – она не обрадуется, если я приду – она считает меня сумасшедшим. И знаешь, она права.
– Но она попросила тебя зайти. Зачем она сказала мне об этом?
– Из вежливости. Поверь, она не хочет меня видеть.
– Может быть. В общем, ее келья в южном крыле, третья от конца, справа.
– Черт, – Габриэль закрыл лицо руками и, вдруг, неожиданно спросил, – как думаешь, она девственница?
– А я откуда знаю?! – покраснел Танриэль.
– Не знаю. Просто подумал. Ладно, забудь.
– Нет уж. Ты чего задумал? – Танриэль приподнялся на локте.
– Ничего.
– Габриэль!
– Что?
– Что ты задумал?
– Послушай, – Габриэль сел, – я терпеть не могу людей и считаю эту расу полнейшей мразью. Я никогда не понимал женщин, и все, что мне нужно от них…
– Замолчи! – крикнул Танриэль, уже начиная смеяться.
– Ты понял, – широко улыбнулся Габриэль. Танриэль запустил в голову брата подушкой. Тот ловко увернулся и вскочил с кровати, – а вот это зря! – притворно грозным голосом вскричал Габриэль. Между братьями завязалась шутливая потасовка. Они толкались, пинались, боролись и валяли друг друга по полу. Все это время стены комнаты сотрясались от дикого гогота двух молодых глоток. Через некоторое время братья успокоились и вернулись к прерванному разговору:
– Итак, – начал Габриэль.
– О, пожалуйста, – взмолился Танриэль, – оставь свои откровения при себе!
– Знаешь, Тан, – неожиданно серьезно сказал его брат, – иногда я поражаюсь тебе. Тебе уже двадцать три года, ты красивый, умный парень, и я знаю кучу девушек, которые без ума от тебя. И, тем не менее, ты так и не переспал ни с одной из них, а от слова «секс» краснеешь как девушка на первом свидании. У тебя же была женщина и ты понял прелесть плотских утех. Неужели тебя не влечет делать это снова и снова? Почему ты противишься зову тела, я не пойму. Ты вообще в порядке?
– Твою же мать!
– Что? – спросил Габриэль, ухмыляясь.
– Какой смысл спать со всеми подряд? Ни любви, ни привязанности, ни серьезности – ты живешь как зверь! – зло выпалил Танриэль.
