Живые цветы - страница 46
Я вроде немножко разбирался, сколько у нас времени на то и на другое, хотя по большому счету, я не разбирался. Во-первых, потому что я вообще во времени не разбираюсь, когда я в благодушном настроении. А, во-вторых, потому что подростки вообще во времени не разбираются, не надо уж от них этого требовать. Кроме каких-нибудь диких зануд или тех, кто в будущем будет служить в налоговом ведомстве или чиновниками или менеджерами высшего звена.
Надо сказать, что вообще-то нелюбовь ко времени – это ведь такая русская черта. И как можно рассчитывать время, когда такие кругом зеленые поля и дорога… Когда видишь все эти поля, когда видишь все эти просторы, они для тебя сразу какие-то родные, а для французов они, наверное, все-таки бескрайние. Я думаю, что выражение «бескрайний простор» принадлежит, скорее вего, какому-нибудь иностранцу. Для русского человека и так понятно, что все оно без края вот это вот пространство.
И, собственно говоря, когда мы пошли от Суздаля пешком, я не считал, сколько нам идти. Мы шли по обочине дороги, а потом она несколько раз мне снилась эта дорога. Мне даже казалось, что она описана где-то у Лермонтова в прозе и в одном стихотворении, у Пушкина тоже и, может быть, даже у Бунина. Идем мы по обочине. Мои француженки несколько раз нервно оглянулись, увидели, что Суздаль теряется вдали. Да, у нас там на экскурсию не хватило времени, мы даже, по-моему, в Кремль Суздальский не зашли. Мы идем. Я понимаю, что впереди девять километров, и опять же бешеной козе семь верст не крюк.
Доходим мы до села Кидекша, там церковь Бориса и Глеба. В память об убиении наших первых русских святых, канонизацию которых не принял Вселенский патриархат Константинополя: к чему причислять к лику святых тех, кто подвига мученичества не совершал? Незлобивые, покорные, кроткие наши русские князья. А у нас так, благодаря их непротивлению и несправедливому убиению, пробудилась окончательно наша русская вера. И по сей час она ведь сильнее слышна в мыслях о невинно убиенных.
И Византия тут ничего не понимала и не могла понять.
Постояли перед этим храмом, пронизанным русской историей. Времени не было, тем более что церковь тогда была закрыта, но я показал пальцем. Сказал: «Вот здесь неподалеку были убиты Борис и Глеб». Мой французский был тогда недостаточно разносторонне развит, объяснить, кто они такие, я не объяснил. И что основал храм сам Андрей Боголюбский, суздальский князь, тоже не объяснил. Думаю, у француженок моих уже зародилась странная мысль: идем далеко…
Отсюда с дороги уже надо было уходить в поля.
И кажется, по пути я все-таки сказал, что хочу отвести их в гости к моим друзьям, у которых живу. Вот мои фрацуженки-близняшки (забыл сказать, они ведь одинаково веснушчаты и улыбчивы, потому что близняшки) думают: дорога длинная, куда мы дальше идем не известно, поля кругом, убиты какие-то Борис и Глеб. Дальше мы, значит, легко еще дошли по полям до следующего села. Ну, думаю, здесь я не буду им рассказывать, что в одном из дворов справа живет один дебил. Потому что мы несколько раз с мальчишками его пугали, когда на велосипедах ехали, он с палкой выбегал, на нас замахивался, мы гоготали.
Наверняка, кстати, мы французов тоже превратно понимали тогда. Это сейчас мы поездили по Европам. Мы думали раньше, что у них все упорядоченно и что жизнь значительно лучше и гуманнее, и товары первой необходимости и второй и третьей есть, а дебилы, уже, наверное, изведены на корню. Ну, конечно, потом я часто этого дебила вспоминал. Было мне грустно: вот ведь беззащитного человека мы донимали. А потом и я бывал в положении такого дебила, бывал. А с вами такого не было?