Живые цветы - страница 51

И дальше происходит какая-то странная операция, а поскольку это сон, стоит ли объяснять ее подробно? После нее мы видим, как та же девочка, хотя, казалось бы, ничего не изменилось, как та же девочка сидит на диване, скрестив свои худые ноги. С такими большими глазами, а под ними синяки, наверное, она плохо спит. Вот она сидит на диване, скрестив ноги, смотрит на этого человека, который только что проводил какие-то пассы руками.

И говорит ему: «Да даже, если Вы вынете душу, Вы же не можете знать, что я умру?» «Нет, – отвечает ей этот странный человек, – ты и не должна умереть, ты просто будешь жить дальше так, как живут некоторые. Ну, тут должно сойтись много примет и качеств, не говоря о том, что планеты должны находиться в определенном положении, одна из них должна быть в доме Луны». Девочке не понятно, что это за планета в определенном положении в доме Луны. В конце концов, ей наскучивает этот разговор, а, может, проснувшийся страх берет вверх. Она соскакивает по-детски неуклюже с дивана и говорит этому странному человеку: «Вы знаете, дядя Тоша, мама сказала, что сегодня она будет поздно». И выходит из комнаты.

Казалось бы, ничего особенного в этом сне. Да, я потом не вернулся к этому крыльцу, я так и не помню, почему я называл эту полноватую девушку «химик этого лета», и почему я тогда ее так и не дождался.

Я до сих пор не знаю ничего об этой девочке Оле, которая была такая задумчивая в летнем лагере и всегда любила слушать мои сказки и истории. А тогда на крыльце она показалась мне еще более задумчивой, еще более расстроенной, чем раньше.

Дело в том, что я люблю писать истории, люблю чтобы они были похожи на сказки. Одного я не люблю – чтобы там было что-то страшное, какой-нибудь детектив размашистый, какие-нибудь душераздирающие подробности. «И вот он смотрит ей в глаза, и уже его пальцы сжимаются на ее маленьком горле…» Не-не-не. Это не мое.

Он не смотрел ей душераздирающе в глаза, его пальцы не сжимались на ее маленьком горле, но, быть может, произошло что-то такое, отчего и дальше она жила с такой как будто вынутой из тела душой, парящей где-то рядом с ней, над ее головой с непослушными прядями белокурых волос. И поэтому ее отсутствующий и немножко заторможенный взгляд вспоминается мне и по сей день, как редкое доказательство неизвестного мне человеческого диагноза.

– Я думал, Вы подарите мне старинное счастье, а Вы мне представили парад нищеты! Вот мы сходили на спектакль, и Вы прочитали мне отрывки из блогов. Здесь дело, может быть, даже не в блогах, а в возрасте, возраст же у меня еще не такой внушительный, но блоги я читать не люблю. Давайте лучше вместо блогов читать Достоевского. Почитаем, допустим, «Белые ночи». Вы не представляете себе, что такое Достоевский. Это подростки, они говорят, бегут через ночь, бредут, спотыкаясь, пока еще сил хватает. Чтобы навредить себе, сделать больно, но добиться правды. Да, это целая россыпь странных праведников, которая содрогается в судорогах, умствует и вместе со всеми сходит с ума. Со всеми, кто их окружает, и со всей Россией, и со всем миром. А не просто поодиночке совершают они какие-то свои подвиги и не такие прекрасные тихие подвиги, как у Лескова. Да и подвиги их не похожи на подвиги, скорее, похожи они на те же самые судороги. Или это девушки, которые философствуют, кладут на лопатки любого Шопенгауэра, тем кладут, что соединяют свою пылкую волю с необъяснимым желанием любить и через любовь понять человека. Достоевский – это страшный комментарий к «Евгению Онегину» и, возможно, к Евангелию. Все его мечтатели, доморощенные поэты, преступники, жуткие жулики, обычные жулики, умственные преступники, мистики, монахи, девы на выданье, куртизанки, полногрудые женщины, дети с большими глазами – все они носят в себе большую любовь. Полногрудые девушки, чахоточные девушки, матери семейства, пьяницы, дети с большими глазами – все они носят в себе большую любовь, любовь, которая больше их самих, любовь, которая развивается у них у всех как катар желудка. Начинайте с «Белых ночей», «Неточки» и «Идиота», дальше сразу читайте «Униженных и оскорбленных», только не читайте «Записки из Мертвого дома», сразу не надо. Потом попробуйте. В этой вещи автор и герои еще живут в разреженном воздухе и вообще не всегда встречаются. То есть, грубо говоря, то автор надевает маску героя, то герой маску автора, и ничего не разберешь. Да, еще не читайте всего этого гениально-проходящего, вроде «Села Степанчикова», «Дядюшкиного сна», «Скверного анекдота», оно хоть все и гоголевское, и скверное, и смешное, и всякое такое, и все наше, но все это предбанник к его «Бесам». А «Бесы» и вовсе пока не читайте, вот уж точно мир вакуума, начисто лишенный любви. Вы слушаете меня?