Живые цветы - страница 54
«А я вот, вишь, сижу здесь и ничего не знаю, в Грузине своем. А то одного не понимаю: ты мне через год по кончине Настасьи моей и государя нашего явился али же через четыре? Какой мы год имеем? Двадцать шестой али же двадцать девятый?» «Ладно, – вдруг как-то холодно заметил Дубельт в голубом мундире. – У меня до Вас поручение неспешное». «От кого?» «От будущих потомков». «От каких таких потемок?» «Не от «потемок», а от потомков». «Ну, подойди ближе». «Не могу я подойти ближе, ибо я привидение, Ваше сиятельство. А сейчас вот, будучи в возрасте четырех лет и у своей матушки проживая, один мой незаконнорожденный сынок и пришел бы к Вам ручку поцеловать, ибо по штату привидений не числится ни в коем разе, но не могу я ему приказать из моего неразумия прошлого в нынешнем будущем времени покрыть расстояние в порядочное количество верст от Твери до Новгородской губернии и, очевидно, из своих четырех в восемь лет шагнуть…» «Ты прямо мистик, масон, ничего из твоих выкрутасов не пойму. Ну чего нужно-то, этим твоим потомкам, излагай!» «Им надо знать, отчего Вы Государя покойного так любили, ой, простите, оговорился – он ведь еще не покойный в моем здесь пристенном часовом времени, он живой». «А у меня покойный. Отошел от нас вон как вчера,» – со злой грустью перебил его граф. «Так вот вопрос мой. Отчего любили и любите его, как отца родного? И отчего после смерти его вот эти дорогостоящие часы, в Париже Вами заказанные в память супружницы Вашей любимой и незаконной, и в честь Государя самого тут будут звонить каждый день в одно и то же время – в минуту кончины нашего Государя, отца родного? Отчего Вы кушетку Вашу рубчатым шелком обтянули, чтобы потом по этому поводу на ней грустить? А на похороны государя в Таганрог сами не проехали все ж… А? Отчего?»
И тут понял граф Аракчеев, что этому пронырливому белесенькому немчику видно все будущее, и он мог бы что-то ответить, но нет, не следует. «На вопрос кончины Государя я тебе не отвечу, ходатай от потомков. Валяй следующий». «А следующий проще: отчего Вы отлили колокол в пуд со своими инициалами на помин своей полюбовницы Анастасии и такой же – в один пуд весом на помин души казненных Вами ее убийц из крестьян, неподалеку от Грузина Вашего проживавших?» «И на этот вопрос я тебе не отвечу, майся там в своем будущем, майся от загадок вместе со своими потомками. А что-то ты больно складно излагаешь по-русски, слишком складно для выходца из остзейских немцев». «Так ведь я же привидение, сам я щас и вправду хужее говорю, но потом говорю же Вам, я буду лично издавать произведения Гоголя». «Какого такого Гоголя?!» – сказал, чуть не плюнул, граф Аракчеев. «Вы мне лучше скажите, – ответил, возведя глаза к потолку, Леонтий Дубельт, – отчего на вопросы не хотите Вы по совести ответить?» «Тебе про мою совесть нечего особо раздумывать, – громко и уверенно сказал граф как крякнул. – Она у меня одна, неделимая, а не отвечу я тебе ни на один вопрос, потому как не по ведомству ты мне сдался, ты ведь из жандармов, я так понимаю.»
И опять проснулась было какая-то жилка знаний о будущем у его сиятельства графа Аракчеева. «Ты ведь, как я понимаю, из этих жандармов, из тайных. И назовут тебя в будущем, сдается мне, голубым жандармом. Про Пушкина я еще и говорить не могу, двое их братьев, сколько их еще бумагомарак государям будут кровь портить? А кто такой этот Дермонтов и вовсе не знаю и знать не хочу, со твоим этим Грибоходовым. А ты давай уходи – я тебе не подотчетный, у меня сейчас время грусти». «Ваше сиятельство, граф Аракчеев Алексей Андреевич! Жаль мне, что Вы не идете на сотрудничество со следствием, а как бы было хорошо… А теперь что уж делать, так и будут судачить о Вас куцо и косо, и всю Вашу деятельность так и прозовут, извините за выражение, «аракчеевщиной». Мы это и устроим.» «А мне-то что за дело? – рявкнул граф.