Я в общем и целом уверенно с этим справляюсь. Поэтому когда я спустился на второй этаж и зашел в его одноместный номер, я был уже настроен и весело, и слегка агрессивно. Мои глаза, привыкшие критиковать его образ жизни, радостно натолкнулись на какие-то пятна пасты в раковине, на затхлую воду в унитазе. Я ж тогда не знал, что вода у нас часто бывает затхлая на всей территории нашей большой прекрасной страны, особенно в унитазе.
Он как-то попытался бегло извиниться, что прости, такой случай, всякое бывает, и сделал вид, что сейчас найдет какую-нибудь тряпочку и вытрет, собственно, прямо сразу эти пятна пасты. Боже мой, да ему на них всю жизнь было плевать, на эти пятна от зубной пасты! Естественно, никакой тряпочки он не взял и ничего не вытер. А по поводу затхлой воды, я, возможно, даже задал ему вопрос, но в общем-то он насупленно поставил это в вину местному водопроводу. В обычное время это был бы эпизод из привычных тогда комедий. Ведь он же владел азами актерского мастерства!
Он мог хотя бы насупить брови, поморщить нос или произвести цепочку мимических реакций – он мог сначала нахмурить брови, потом наморщить нос. Или наоборот. А он сделал это как-то наскоро, и насупленность у него была какая-то скоростная.
Словом, я ему не поверил, поставил про себя мысленно «тройку» и решил, что именно это расскажу маме, потому что маме нужно всегда немножко отчитываться, так вот хотя бы в этом минусе можно будет отчитаться, не говоря зато, что он извиняется по поводу местного водпровода, а говоря, что просто у него бардак в номере и вообще кровать не убрана.
А спектакль отца в тот вечер – это была какая-то польская пьеса, там пол-пьесы все ползали в темноте, отец сам играл одну из главных ролей. Называлось это все «Темная история». Больше мне рассказывать о той нашей встрече с отцом нечего, кроме одного факта.
Мы поехали на Кубань. Прямо на берегу Кубани был огромный парк или часть заповедника, насколько я могу вспомнить. Отец заплатил за прокат лодки, мы поплыли на ней, ничего особенного. Как вдруг мы пристали к островку. Грибы там что ли? Или рыболовные сети раскинуть? А то и садок поставить (хотя в этом я никогда не разбирался).
Но пока я решал, кто мой отец, тайный грибник или тайный рыбак, выяснилось, что он просто сходил в кусты справить нужду, о чем я собирался тоже как-то поточнее доложить маме. Вот и второй пункт после бардака в гостиничном номере: необходимость пристать к берегу и пойти в кусты…
За то время, что он справлял нужду, а я ждал его, глядя куда-то вбок, что-то произошло, а что, я не сразу почувствовал. Наконец отец закричал: лодка болталась на середине тихой и в это время не очень бурной реки, хотя очень может быть, что это был пруд, а лодка болталась на середине по той причине, что была хреново привязана. Отец поплыл за ней, и вот он так и толкал ее перед собой, подвигаясь к берегу. А я думал о Ромке.
Когда я открыл глаза, он все еще стоял передо мной, и я не мог понять, зачем он мне это рассказал и зачем там, в Вильнюсе, на детской площадке, сидя на такой кольчатой качели (два обруча, терпеть не могу эти качели), в той Литве, без пяти минут уже почти получившей независимость, зачем он мне это рассказал. Я не мог их подозревать, ни его, ни ее. Меня, положим, тогда просто не было в городе. И весь вопрос. Но она была моя девушка, и это был второй, второй, а не первый выпускной спектакль! Вряд ли его букет был больше, чем мой. И мне абсолютно все равно, сколько раз они целовались.
