Он сразу ей сказал: «Есть два варианта: экскурсия по Парижу или гостиница». Она поглядела тускло и натужно: «Выбирай».
«Я уже выбрал второй».
Когда они вошли в недорогую гостиницу на улице Монторгей, что переводится как «надменный холм», он тупо сказал кельнерше: «На час». Много позже он искал подобную сцену у Набокова, у Генри Миллера, у Кортасара. (Правда, у Кортасара он почти ни одной сцены в гостинице такого типа не нашел. Есть что-то в романе про модель и вампиров, но там не ясно, кто кого, как, зачем любит и проходит ли через стены в одежде или без…) И да, да, да, когда он их находил, ему хотелось удостовериться, а такой ли же затхлый запах плюшевой лестницы у них там, такой же ли везде плюш и такое ли пятно в комнате на стене, такое же ли ободранное все и обшарпанное? И такой ли запах стоячего дыма сквозь гостиничные стены, описанные писателями двадцатого века, и так же ли он виснет между тобой, ею и занавесками? Надо бы поискать у Ромэна Гари, но потом. А потом там еще список из двадцати девяти имен, включая дебютный, ранний, бесшабашный роман Оруэлла.
Когда она вышла из душа (все же три дня дороги), он поглядел на нее и понял: «bon morceau / a piece of» – высокая грудь, стройное молодое и смуглое тело, длинные ноги, крепкие бедра, а еще он понял, что никогда не видел ее голую при свете дня. В Москве он пялился на нее только в темноте, рассматривать как-то не удавалось, быстро прилипали друг к другу, а то вдруг папа-мама придут, и он только на ощупь мог понять: здесь грудь, здесь бедро.
Когда он приехал домой, его сожительница Марианна начала свой прилипчивый допрос (очень по-женски), перемежавшийся плачем (ну тоже). Пришлось практически сразу все рассказать. Он выдержал лишь три-четыре фразы ее допроса – рассказал, потом они лежали в темноте и смотрели в потолок. Потом они лечились у одного врача. Но так-то сказать: Франция – родина подобных болезней, и тут сохранилась давняя медицинская традиция, о чем можно прочитать у того же Генри Миллера. Она всхлипывала. «Улица Монторгей – Montorgueil – улица дешевых комнат на час и отелей свиданий, куда приводят проституток. Улица со столетней репутацией…»
Он продолжал в тот год читать Достоевского и думать, что дальше будет с Россией.
Остановились над озером, она тогда водила, от первого брака ее дочь и их общий сын сидели на заднем сиденье. Сын в своем детском креслице. Вдруг удар по стеклу. Она вздрогнула, это была черно-серая птица. Они остановились на опушке на одном из лесистых холмов, причем, было много елей. Он пошел в гостиницу узнать цену номера. Вернулся, озвучил цену.
Она посмотрела застывшим взглядом и ответила с довольно часто свойственной ей отрешенностью: «ночевать будем в машине, дети уже спят», еще добавила: «здесь только детективы снимать». Спать сидя неудобно, затекает шея, он проснулся, ночь была относительно светлая, место водителя пустовало. Дети спокойно спали, старшая спала, приоткрыв рот, и обильно свисала прозрачная гирлянда слюны прямо изо рта на свитер.
Отношения у него с ее матерью давно уже были непростые, она упрямая и сумасшедшая – подсказывал кто-то в голове. Он вышел из машины и стал ее искать. Нервничал, все же дети остаются одни в машине. Вдруг на какой-то поляне он натолкнулся на ворох ее одежды. Лифчик торчал откуда-то снизу. Он увидел сбоку, как она лежит на опушке совершенно голая, расставив ноги в стороны, точно рожает.
