Жизнь до галактики личинок - страница 22

и редкий экскурс, лучше всего дистанционный и экранный, для

личной безопасности, состоящей в утрате времени – это надежный

вариант дислокации.

Танки, сделанные Владиком Макаровым, участвовали в выставке

в Нижегородской библиотеке им. Бианки к 9 мая 2020 г. Открытие

выставки танков и оружия Владика состоялось 3 мая.

ФРАГМЕНТЫ ВОЕННОГО ДЕТСТВА ОТЦА

Память иногда помогает расставить точки над и, понять, простить, напитать мудростью и выровнять свое отношение к временным

трудностям.

Из рассказов папы о его военном и послевоенном детстве мне

врезались в память еще несколько событий, кроме уже

рассказанного эпизода с его трагически погибшей родной сестрой

Ниной. Это история о сопротивлении смерти маленького мальчика, друга моего отца. Мите, так звали мальчика, осколком фашистского

снаряда, брошенного на город с вражеского самолета во время

бомбежки, порвало живот, и он бежал с папой в укрытие, своими

руками зажимая рану. Забежали в подъезд крепкого дома, который

не мог обрушиться при налете и новой бомбежке, сели

на лестничной площадке. Митя сжимал руками живот, плача и тихо

постанывая. Сидели на площадке и пережидали бомбежку, сотрясаясь от ударов вражеских бомб, разрушающих город Горький.

Кровь спускалась струйкой из-под мальчика вниз по ступеням.

– Что, не проходит?

– Нет. Вова, посмотри, что там.

– Ты что, я же не врач. Митя, сейчас бы твоего папу сюда, он же

хирург.

– Папа в госпитале, работает. К нему не пустят.

Митя, сжимая свои челюсти, выпускал воздух через зубы

со звуком, выражая крайнее страдание от боли. Затихал на краткие

мгновения, и снова стоны его оглашали гулкое пространство пустого

подъезда. Люди все были в бомбоубежищах, а мальчики не успели

добежать до разрыва бомбы.

– Что-то он набухает и шевелится как-будто, живот мой.

Посмотри.

Митя разжал руки и медленно поднимал рубашку. Затем

мальчики вместе расстегнули ремень, и это оказалось роковой

ошибкой. Рана оказалась очень объемной – занимала большую

часть живота Мити. Не успели мальчики зажать рану и затянуть

живот ремнем, Митя закашлял, и под крики ужаса кишки из его

живота полезли наружу.

– Вова, что это?

– Кишки твои, щас я их соберу, а папа твой потом зашьет тебе

живот.

Восьмилетний Вова поднял выпавшую на пол из живота Мити

кишку и вместе мальчики затолкали ее назад в окровавленный

живот.

– Зажимай скорее руками, вот так. Зажимай и не разжимай

больше, держи крепче. Эх, ремень порвался, а то бы им щас, затянули. Сиди и держи руками. Я буду тоже держать.

Вова снял с себя курточку и обвязал друга вдоль живота. Кровь

не унималась, и Митя терял сознание, потом судорожно вздрагивал, конвульсии повторялись. Открывая глаза, шестилетний Митя

понимал, что умирает. Вова как мог, старался помочь, облегчить

страдания друга, пел ему, давал водички попить из найденной

в подъезде фляжки, пытался даже рассказать сказку, но Митя

на самом интересном моменте закрывал глаза, и сознание покидало

бедного ребенка.

Шел сорок пятый год. Фашисты свирепствовали, бомбили города

и грабили деревни. Митя умер в луже крови на лестничной

площадке, а Вова надеялся, что друг только прикрыл глаза на время, пока он рассказывал смертельно раненному сказку о доброй лесной

фее, нашептавшей Колобку вернуться домой к бабушке и дедушке, чтобы не попасться в лапы хитрой Лисе. Отец Мити в это время

спасал жизни раненных людей, стоя у хирургического стола. Весть

о гибели сына и обстоятельства его смерти покалечило его сознание, он вцепился в свои волосы, согнувшись пополам, и не мог отпустить