Жизнь до галактики личинок - страница 36



пашут как проклятые за кусок хлеба, да за то, чтобы оплатить счета

за жилье и телефон, взвинченные до максимального предела

правителями. Не до детей, – в нищете бы не остаться, без рабочего

места. Что уж тут говорить о дружбе?!. Это понятие нивелировалось.

Друг – бухгалтер, выдающий зарплату. Остальные – нахлебники

и соискатели на твою должность, следовательно, сволочи: ты

устанешь, оступишься – спиннут и плюнут в спину, – лети

в пропасть, еще и булыжничков тебе сверху набросают, заботливые.

Так что сопли лить бесполезно, – никто не оценит и тем более

не поможет.

Что это? Русский фашизм? Кто мы, русские, так ли нас легко

изломать, выломать из нас человечность, как гнилую доску, и заставить принимать иной облик, схожий зверством с обликом

фантастического чудовища, производящего в реальности зверские

расправы над живыми людьми. Мы нация или муравейник, разоренный стихийным варварством истории, что мы всё бегаем, подобно насекомым, оправдываем своих карателей, прогибаемся

под любой устав, забыв о человечности и совести, – элементарных

понятиях для среднестатистического гомо сапиенса. До тех пор, пока

мы будем позорно прогибаться, примиряться со скотством

окружающих стерво-сапиенсов, уродующих личность, мы будем

только лишь инструментом в руках наших карателей. Нельзя пускать

на самотек вопросы чести, если рядом унизили твоего же друга или

просто незаконно обворовали чью-то идею. Нельзя делать вид, что

ничего не произошло, потому что позже с тебя же самого потребуют

расплатиться той же монетой.

Моя рок-опера, опубликованная в книге «Высокие ноты

на ступенях смысла» в виде пьесы, выражает эмоциональный

контекст времени, в котором я живу.


Глава 5. Фашистский концлагерь Любек

Вы боитесь темноты? Вряд ли стоит бояться темноты внешней, если она не несет затаенного дыхания опасности, дышащей вам

в затылок. Стоит бояться лишь внутренней темноты, когда свеча

святости затухла и нечем ее зажечь. Святость рождается не только

из гармонии и любви, но и из каторжных страданий, святость

рождается и в самоотречении ради ее поддержания. Святость это

бережное отношение. К памяти предков, национальной культуре, к Родине.

С детства я слышала от моих близких родственников, что родная

сестра моей бабушки по материнской линии, тетя Тася, была

во время Великой Отечественной войны узницей концлагеря.

О невероятных трудностях пребывания в концлагерях написано

много и довольно внятно. Я хочу поведать о том, что узнала

и из рассказов тети Таси и от ее дочери (двоюродной сестры моей

матери) Надежды Кузьминичны, с которой встретилась год назад, и она показала мне тетрадь, где тетя Тася писала свои воспоминания

о войне. Эта тетрадь была начата 2 мая 1965 года, за год и три

месяца до моего рождения. Таисья Александровна тогда уже была

в состоянии спокойно сесть за стол и написать то, о чем болело ее

сердце, то, что изнутри рвалось наружу, – память о варварстве

фашизма. Цитаты из тетради тети Таси:

«Концлагерь находился в Германии, в городе Любек. В нем было

большинство русских, за колючей проволокой в три ряда, последний

ряд был под током. Кругом часовые на вышках, около лагеря —

охрана с собаками. В лагере более 1000 женщин и девочек

и 60 юношей, – это люди из Харькова, Днепропетровска, Запорожья, Калининской области, Каменноподольска, Белоруссии и одна

женщина из Горького». Таисья Александровна перед войной хотела

уехать на Дальний Восток, тогда среди молодежи ходило поветрие —