достигать успехов подальше от родного дома, добиваться всего
самостоятельно. Но судьба привела ее в Харьков, здесь и застала
война. Тетя Тася работала в райкоме комсомола, занималась
документацией. Когда началась война, всем работникам
Харьковского райкома комсомола объявили об эвакуации
и заставили быстро собираться. Поезд ехал очень долго, по рассказам Таисьи Александровны, коллеги начали беспокоиться, почему так долго едут они и куда их везут. При посадке обещали
в тихое место, где они переждут военные действия, – никто
и не ожидал, что война продлится так долго, думали, уберут
захватнические войска и объявят мир. Эшелоны прибыли
в Германию. Люди были напуганы, по толпе понеслись слухи, что все
они стали узниками. Кроме русских в лагере были поляки, французы, голландцы, бельгийцы и в стороне от лагеря расположили
русских военнопленных. Французы, голландцы и бельгийцы ходили
по лагерю свободно, им было разрешено. Лагерь находился
на окраине города, возле канала, по которому ходили маленькие
пароходы. «Полякам и русским в город ходить не разрешалось, нас
не считали за людей, особенно русских», – пишет Таисья
Александровна.
«С раннего детства немцы внушали своим детям, что русские —
это черти, у нас, якобы, у всех есть хвосты и рога. У каждого
военнопленного на куске черной шкурки был написан номер, у меня
был – 108. На грудь русским военнопленным пришивали к одежде
три буквы: „ОСТ“, полякам на куске желтой материи – „Р“. Если
каратели не видали этих знаков, то били до потери сознания
и запирали в одиночную камеру, но это не помогало». Все
военнопленные, по словам тети Таси, срывали знаки – все
чувствовали себя людьми, а не рабами, и некоторые даже пытались
удирать из лагеря, но беглецов сразу расстреливали фашистские
надзиратели, а если не удалось убить насмерть, то несколько немцев
подбегали и добивали раненных ногами или расстреливали в упор
из автоматов.
«Военнопленные жили в бараках, расположенных в лесу, и на работу их гнали только лесом, чтобы никто из жителей
немецкого городка не мог их увидеть. Одежда была в полоску, на ногах – тяжелые деревянные колодки, чтобы не убегали, косынки
были тоже в полоску, постригали всех без исключения наголо.
У поляков были желтые косынки, их гнали на работу впереди всех, затем – русские и все остальные».
Голодных, измученных людей лесом гнали на каторжные труды
под холодными ветрами. Пока вели на работу, немцы покрывались
потом, оттого что непрестанно били прикладами и ногами всех, особенно отстающих, но это не действовало, – люди пели
«Интернационал» и русские песни. Забывали о холоде и голоде, думали о Родине. Фашисты сами удивлялись, что на русских ничего
не действует, – откуда такая сила? А силу давала вера в победу. Ни
на одну минуту военнопленные не забывали о своей Родине.
«В каждой барачной комнате насчитывалось по двадцать и более
человек, спали на 2-этажных деревянных нарах при холоде, —
топить было нечем. Построили в лагере баню, но они боялись
мыться, прятались, говорили, что там отравляют газами. Во время
бомбежки баню в лагере сожгли военнопленные. Был случай», —
пишет тетя Тася, – «задумали бежать две девушки, одна сумела, и если бы не собаки, она далеко бы убежала. Ее вернули, избили
и бросили в одиночку на цементный пол, лишили пищи. Вторая
девушка застряла в колючей проволоке под током. Она вскрикнула, часовой выстрелил и попал ей в грудь. После этого побега наказали
