Однако самые радикальные перемены в моей жизни были связаны с тётей Цилей, у которой не было своих детей… Спустя много лет я случайно узнал о страшной трагедии, имевшей место в её жизни… Будучи ребёнком, тётя Циля до четырёх лет не ходила… Её родители проявили преступное равнодушие к своей дочери. Впоследствии, когда тётя Циля вышла замуж и должна была родить ребёнка, выяснилось: из-за постоянного сидения на полу в детстве произошла деформация костей таза, и во время родов ребёнок не смог выйти наружу… Чтобы спасти жизнь тёти, хирурги вынуждены были… расчленить тело младенца (!) и вытащить по частям… Вторая беременность завершилась аналогичной трагедией… Кесарево сечение в те годы ещё не применялось… Можно себе представить состояние тёти Цили и её мужа дяди Арона… Врачи вынесли строгий вердикт: тётя Циля не должна больше рожать детей! Поскольку в те годы противозачаточные средства были большой редкостью, тёте Циле (при возникновении беременности) приходилось ложиться под нож хирурга…
Поэтому неудивительно, что тётя Циля прикипела ко мне. Ежедневно в конце дня она приходила в детский сад и, взяв меня, приводила к себе домой. У тёти с дядей была небольшая комната в коммунальной квартире. Тётя старалась покормить меня чем-то вкусным, расспрашивала меня, как прошёл день в детском саду. А поздно вечером отводила меня к родителям отца.
Но однажды летом (в 1934 году) произошёл судьбоносный случай. Взяв меня, как обычно, из садика, тётя повела меня к себе домой. Уже по пути к её дому стал накрапывать дождь. Едва мы переступили порог её комнаты, как разразилась сильнейшая гроза. Ослепительные молнии сопровождались мощными раскатами грома. Обильные потоки воды хлынули на землю. В течение долгого времени бушевала стихия… О том, чтобы вести меня домой, к дедушке и бабушке, не могло быть и речи. Во время грозы я очень испугался…
Тётя обняла меня, приласкала, стараясь успокоить. По-видимому, она прониклась ко мне сочувствием и состраданием ещё тогда, когда она впервые увидела меня… Теперь она решила оставить меня ночевать у себя. Она согрела на примусе воду, искупала меня и, надев на меня чистую дядину рубашку, доходившую мне до пяток, уложила спать на кушетку, постелив чистые накрахмаленные простыни.
Когда я проснулся, было уже утро. В комнате никого не было. Через окно светило яркое летнее солнце. Я подошёл к окну. Лужицы во дворе, блестевшие на солнце, напоминали о вчерашней грозе. Над окном у своих гнёзд щебетали ласточки. Благоухала сирень. Я вспомнил, как накануне тётя утешала, успокаивала меня. Тихая радость наполнила мою душу… Мне страстно захотелось остаться жить в этой небольшой, уютной комнате, не разлучаться с тётей…
Когда вскоре тётя вошла в комнату, я со всей решимостью, на которую был способен, воскликнул: «Я хочу у вас жить!» Этой короткой фразой я выразил своё самое сокровенное желание! Я предполагаю: тётя, возможно, и сама думала о том, чтобы взять меня на воспитание. Она переговорила со своим мужем, дядей Ароном, который с пониманием отнёсся к состоянию тётиной души… Он согласился. Осталось урегулировать этот вопрос с моим отцом.
Дядя Арон, работая продавцом в магазине, подчинялся моему отцу, занимавшему должность заведующего отделом Новгород-Северского горторга.
Когда дядя известил моего отца о моём сокровенном желании «сменить местожительство» и о согласии своём и тётином приютить меня, отец совершенно не возражал! Ему, в сущности, было всё равно, где я буду жить… Главное – чтобы не в его семье…
