Жизнь Гюго - страница 54



Как и следовало ожидать, роман в центре повествования был бурным. Отца Этель обвинили в измене, и вице-король Норвегии посадил его в тюрьму. Сын вице-короля Орденер влюбляется в Этель и решает доказать, что ее отец невиновен. Идеализированный Гюго обладает изяществом и цветом лица молодой девушки; серьезный и самоуверенный, он смеется над суевериями, но не вовсе нечувствителен к сверхъестественной ауре дикой природы. Этель, несмотря на частые уверения в собственной заурядности, – возвышенная романтическая фигура в черном крепе и белом газе, меланхоличная, чувственная и аппетитная: «Ее глаза и длинные волосы были черными (очень редкий вид красоты на Севере). Лицо ее, поднятое к небу, казалось, горит исступленным восторгом, а не охвачено раздумьями. Она казалась девственницей с берегов Кипра или полей Тиволи, одетая в причудливые вуали одного из персонажей Оссиана и простертая перед деревянным крестом и каменным алтарем Иисуса Христа»{234}.

Живая антология, прочно привязанная к Франции 20-х годов XIX века. В «Гане Исландце» сочетаются античность, кельты и христиане. Фон, на котором развиваются события, можно назвать скандинавским Средиземноморьем. В вымышленном Париже, полном темниц и фьордов, Торвик Гюго наконец обретает свой путь: «„Моя обожаемая Этель… скажи, ты любишь меня?“ Он устремил свой пылающий взгляд на ее заплаканное лицо. Ответа девушки не было слышно, ибо Орденер, в порыве страсти, сорвал его с ее губ».

Танец исступленного героя вокруг зрелой девственницы был довольно распространенным приемом, а персонажи скопированы из дешевых романов, которые Гюго жадно поглощал в «кабинете для чтения»; и все же «Ган Исландец», после своего выхода в свет в 1823 году, стал ударом молота в стену, отделявшую французскую литературу от европейского романтизма. Дело в том, что подсознание Гюго добавило к заурядной истории несколько сотен страниц.

Роман весьма многообещающе начинается в морге в Тронхейме. Там найдены разорванные на куски трупы – похоже, что их терзал зверь с длинными когтями. Тем временем где-то на севере, среди ледяных торосов, рыщет странный рыжеволосый карлик, сын ведьмы и последнего потомка Ингульфа Разрушителя. Брошенный в Исландии, ужасный младенец Ган был взят на воспитание праведным епископом (предшественником епископа Мириэля из «Отверженных»). Невосприимчивый к христианскому милосердию, Ган поджигает дворец епископа и, освещенный языками пламени, уплывает на стволе дерева. Явившись в Норвегию, Ган поджигает Тронхеймский собор, воздушные контрфорсы которого после пожара напоминают скелет мамонта. Он вырезает целые полки, наводит ужас на деревни, гасит маяки дыханием, носит каменный топор и ездит на белом медведе, которого называет «Друг». Кроме того, Ган Исландец помогает свести воедино сюжетные нити: он крадет гроб, в котором спрятано доказательство невиновности отца.

Ган Исландец – первый из целой вереницы злобных рыжеволосых карликов Гюго, прототип Квазимодо. Виктор был ниже ростом, чем его старшие братья; возможно, поэтому карлики привлекали его особое внимание{235}. Но то, что позже любовница ласкательно называла его «Пальчиком» (Le Petit Poucet), не предполагает какой-то необычной чувствительности. Несомненно, его тревожили изменения в собственном организме: никто не проходит период созревания, не боясь, что из него получится чудовище. Виктор, дитя вечно воюющих родителей, вполне вероятно, считал себя уродом. Когда Гюго узнал, что Генрих Гейне прозвал его горбуном, он впал в ярость, взобрался на вершину скалы на Гернси, сорвал с себя всю одежду и спросил своего издателя: «Я горбун?» Издатель великодушно заключил, что, «если бы Небеса не наделили его никаким другим даром, он мог бы зарабатывать себе на жизнь натурщиком»