Жизнь и судьба на стыке веков - страница 2

Этому её научила бабушка Надя, папина мама, которая говорила ей, будто сказку сказывала: "Водичка эта, девонька, волшебная, она через всю гору прошла, белым мелом очистилась и словно чистыми слезами земли- матушки родником пробилась к людям. Кто ей умоется, добрее станет, от зла и зависти избавится и к людям сердцем повернётся." Она набирала в свои маленькие ладони, бережно подставляя их под бьющую из белой скалы струю, ледяную воду, и ,словно молясь, умывала лицо, шепча при этом что-то особенно ей дорогое.

 Вот отсюда, от этих родников, в 1942 году Верина будущая бабушка , небольшого росточка и худенькая как подросток, однако родившая ещё потом здоровых и красивых пятерых сыновей и двух дочек, собрала узелок и пошла пешком куда-то под Рязань в госпиталь спасать своего тяжело раненного старшего сына, её будущего отца. И ведь дошла, и вернулась вместе с сыном, которого комиссовали по тяжелейшему ранению, и выходила Ванечку, и на ноги поставила, а потом дождалась и первую внучку Веруньку от него. Судьба сохранила ей и мужа, деда Ефрема, немногословного высокого богатыря, который после войны своими руками и дом построил, и корову-кормилицу в этот дом привёл.

С глубокой благодарностью Вера часто вспоминала их заботу и скупую ласку. Особенно в её детской памяти сохранилась заготовка сена для коровы, куда дед Ефрем всегда брал с собой старшую внучку. Ей тогда было девять лет, она была старшей в многодетной семье, где подрастали брат и две сестрёнки-близняшки, и второй класс закончила на одни пятёрки. По-другому было просто нельзя, ведь мама учительница , и её в селе очень уважали.

Вере казалось, что она умела всё! Правда вот с коровой Жданкой у неё не сразу сложились доверительные отношения, в первую очередь со стороны Жданки. Она опасливо косила своими лиловыми глазищами на девочку с большим знакомым ей ведром и предупреждающе сильно махала хвостом. Жданка ранее уже дважды копытом опрокидывала почти полное ведро с молоком, белая молочная масса разливалась по деревянному настилу конюшни, но девчонка опять молча, упрямо сжав губешки и вытирая слёзы, садилась у коровьего бока , осторожно обмывала тёплой водой из глиняного горшка её вымя и начинала струйка за струйкой вытягивать из сосков молоко. Корове не нравилось, что в её руках не было той силы, с которой доила хозяйка.

Но сегодня всё было по-другому, девочка подошла к ней, прислонилась к тёплой шее, обняв и поглаживая её маленькими ручонками. И Верунька зачем – то начала шептать в чуткое ухо их кормилицы, что мама в больнице и не может подоить её, что без молока они будут целый день голодные, что не надо больше бить ногой по ведру и проливать молоко… и ещё что-то совсем уж невразумительное: как ей страшно дома без мамы, как она боится коровы, как сильно устают и болят её руки после дойки. А перед её глазами опять вставала страшная картина: потерявшую сознание мать на руках из спальни выносят отец и бабушка. На пол так страшно падают частые и тяжёлые капли крови. У крыльца стоит подвода, на сено бабушка расстилает клеёнку и какие-то одеяла, Отец кладет голову мамы к себе на колени, а сосед вожжами стегает лошадь, заставляя её бежать быстрее. А она, Верунька, стоит ногами на широком подоконнике окна, из которого далеко была видна дорога с подводой, увозившей маму, как ей казалось, навсегда. Слёзы градом катятся по её лицу, она вспоминает белое, без единой кровинки, запрокинутое лицо матери и бессильно свесившуюся её руку. И пятый ребёнок не родился, а мама чудом выжила. Что поняла, а что не поняла Жданка из этого сбивчивого шёпота девочки, сказать сложно, но только больше не было опрокинутых вёдер с молоком, а корова будто сама поворачивалась боком к маленькой хозяйке во время очередной дойки, доверчиво тянулась влажными мягкими губами к Вериным рукам с кусочком хлеба.