Жизнь и судьба на стыке веков - страница 5



Бабушка Маша

Глава 5 Бабушка Маша 1930 год


Бабушка Маша, мамина мама, сыграла большую роль в жизни главной героини моего романа ( пояснение от автора.).

Мария очнулась рано утром от детского плача, плакал самый слабенький из троих детей Валентин. Ребёнок плакал от голода, в доме не было ни крошки хлеба. В избе прохладно, печь за ночь остыла, а ранняя осень была дождливой и беспросветно серой. Муж Павел уже больше недели не был дома, мотаясь по хуторам с обозом и отбирая у крестьян зерно для голодающего Поволжья. Он вырывался домой на сутки самое большое, привозил немудрёную снедь: муку, пшено, сушёную рыбу и молоко в большой бутылке. Но доходила вторая неделя, а его всё не было.

Перед глазами Марии снова как в страшном сне ясно встала картина её спасения и знакомства с Павлом. 1922 год, вроде бы завершилась страшная гражданская война, начался период мирного строительства, в стране была введена новая экономическая политика (НЭП), направленная на восстановление экономики и стимуляцию частной инициативы. Интеллигенция, считавшаяся неблагонадёжной, массово высылалась или уезжала самостоятельно за границу. Их семья по инициативе матери тоже готовилась уезжать во Францию, но сопротивлялись пока этому отец, донской казак, и двое старших братьев Маши. Их семья считалась зажиточной, мать была родом из купеческого сословия, в своё время получила неплохое домашнее образование, много занималась и с дочерью французским языком, который знала почти в совершенстве.

В этот вечер Маша задержалась на литературном вечере, где выступал модный и скандальный поэт Владимир Маяковский. Ей понятнее и ближе были стихи Сергея Есенина, некоторые из них она запомнила и могла прочитать наизусть. Быстрой походкой, иногда даже переходя на лёгкий бег, она пробиралась между тёмными и опасными домами и подворотнями. Но до её дома было ещё далеко. Вот тогда- то они словно выросли из темноты деревянных ворот перед Машей, эти двое гнусно ухмылявшихся полупьяных парней. Она попыталась перебежать на другую сторону улицы, но один из них ловко ухватил её за косу и сильно дёрнул к себе. Было так больно, что потемнело в глазах, казалось, что коса оторвалась от головы. Маша хотела закричать, но из горла от страха вырвался только сиплый хрип. Наслаждаясь беспомощностью жертвы, бандит приблизил свою красную пьяную рожу к её лицу и, обдавая запахом стойкого перегара и вонючего рта, спросил: "Развлечёмся, барышня, ишь какая чистенькая да сдобная? У меня такой ещё не было". Не выпуская из рук её косу, резко и сильно потащил Машу в подворотню. Вот в этот момент она завопила изо всех сил и стала колотить его, куда могла попасть своими кулачками. Второй был так пьян, что просто стоял, привалившись к дверце ворот.

– Всё, изнасилуют и убьют ,– обречённо билась страшная догадка, колени подогнулись, бандиту пришлось почти волоком попытаться втащить её в темную подворотню…

–А ну, стоять! Стреляю без предупреждения, отпусти, сволочь, девушку! Это был конный патруль, сквозь застилавшие глаза слёзы боли и отчаяния, и конь и всадник с наганом в руке казались Маше огромными, словно из сказки про богатырей.

Потом, с трудом шагая рядом с конём и намертво вцепившись в стремя патрульного, она назвала свой адрес и жалобно попросила, не бросать её.

Павел, а это и был её будущий муж и отец её пятерых детей, с какой- то щемящей нежностью смотрел сверху на её беззащитную девчоночью шейку в грубо разорванном вороте платьица, на тонкую ниточку ровного пробора в тёмных густых волосах растрепавшейся косы. Она шла, низко опустив голову, что-то шептала со всхлипом, замолкала, затем снова шептала и тихо обиженно плакала.