Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - страница 45

Такова история многолетней дискуссии. При этом, напомним, окончательная, обогащенная дополнительными аргументами редакция статьи М. К. осталась неопубликованной.

К пушкинской теме М. К. обращается еще раз в конце 1930‑х гг. в связи с локальным сюжетом, имеющем, однако, прямое отношение к проблеме «Пушкин и фольклор». Ученого заинтересовала сказка «О Георгии Храбром и о волке», которую Пушкин в 1833 г. рассказал в Оренбурге В. И. Далю, а тот опубликовал ее вскоре в смирдинском альманахе «Новоселье». Благодаря этой публикации сказка получила известность на Западе.

Отталкиваясь от предположения, что Даль воспроизвел сказку именно в том виде, как она была рассказана Пушкиным (т. е. с использованием ряда татарских слов и упоминаниями о татарских обрядах), М. К. высказал мысль о знакомстве поэта с калмыцким фольклором. Пушкин, по мнению М. К., мог слышать эту сказку «от татарина, говорящего по-русски, может быть, даже калмыка»320. Этот момент был важен для М. К. как веское доказательство пушкинского интереса не только к русскому фольклору, но и к фольклору других народов «многонациональной страны».

О последней пушкиноведческой работе М. К., посвященной посланию поэта в Сибирь («Во глубине сибирских руд…»), будет сказано в главе XL.

Пушкинистика не ограничивается Пушкиным – она предполагает знание эпохи, в которую жил и творил поэт, его окружения, общества, литературных соратников или недругов.

Интерес к «пушкинской плеяде» возник у М. К. в 1910‑е гг., чему способствовало опять-таки знакомство с Б. Л. Модзалевским и посещение Венгеровского семинария. Этот интерес углубился в 1919–1921 гг. – в аудиториях, университетских коридорах и библиотеке Томского университета, где М. К. слушал лекции Ю. Н. Верховского и вел с ним беседы. Закономерно, что, занявшись в начале 1930‑х гг. фольклоризмом Пушкина, М. К. быстро «приходит» к Языкову, чье имя, как сказано в его вступительной статье к изданию 1934 г., «с полным правом может быть названо, наряду с именем Петра Киреевского, как одного из зачинателей и ревностнейших пропагандистов идеи собирания и издания народного творчества»321.

Работа над Языковым началась, по всей вероятности, в 1931 г. – вскоре после завершения «Русской сказки». Тесно сотрудничая с редакцией «Academia», М. К. заключает с издательством договор на составление тома стихотворений Языкова, вступительную статью и комментарий. Издание предполагалось для серии «Русская литература», которую возглавлял Л. Б. Каменев.

Соглашаясь на эту работу, М. К. безусловно знал, что берет на себя нелегкую задачу. Ему предстояло внимательно изучить богатейшее языковское собрание в Рукописном отделе Пушкинского Дома. Другим «вызовом», стимулирующим желание М. К. взяться за Языкова, можно считать недостаточную в то время известность этого поэта. Несмотря на ряд изданий и отдельных публикаций языковских стихов и писем в XIX и начале ХХ в., представление о нем, его жизни, взглядах и литературной позиции было весьма расплывчатым. «Среди поэтов пушкинского окружения Языков является наименее исследованным и изученным» – с этой фразы начинается историографический обзор М. К.322, решившегося заполнить этот ощутимый пробел в истории русской литературы.

Подписав издательский договор, М. К. с головой погружается в работу. «…Сейчас гоню изо всех сил Языкова, – сообщает он 5 марта 1932 г. М. П. Алексееву. – Academia представила мне ультиматум: представить все к 1 апрелю <так!>, иначе – разрыв сношений. Пишу, делаю – получается прескверно и преотвратительно». Работа продолжалась, но результаты ее по-прежнему не удовлетворяли М. К. В письме (ему же) от 26 июня 1932 г. он иронизирует: