Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - страница 62

«Рукопись я прочитал внимательно, маленькими дозами, – отвечал ему Кожевников в мае 1940 г. – Проделана серьезная работа, книга получится солидной»430. Однако через полтора месяца Кожевников стал требовать значительных сокращений: «Либретто „Страшный меч“, я думаю, печатать не надо…»; «То же самое можно сказать и о „Носе“, и о „Черепослове“»; «Я высказываюсь также против опубликования „Песни казака“, „Видения“. Очень уж они махрово-монархические»; «Не нравится мне и „Русский штык“ и три вещи из цикла „Моя поездка“…» и т. д.431 Кожевникова можно понять: как редактор, отвечающий за идеологическую чистоту издания, он вынужден был «предохраняться». В его письме к М. К. звучат даже извинительные нотки: «Разумеется, я не за то, чтобы причесать Ершова современной гребенкой. Кое-что можно понять и извинить, но зачем же все печатать? Зачем из‑за нескольких вещей ставить под удар всю книгу»432.

Понимая, что без сокращений не обойтись, М. К. отчасти согласился с требованиями Кожевникова, но в некоторых пунктах решительно ему возражал433.

Так задуманное М. К. полное или «почти полное» собрание сочинений Ершова превратилось в «Избранные сочинения»434.

Кроме того, состав подготовленной М. К. книги пришлось – уже в процессе работы – соотносить с однотомником избранных сочинений Ершова, появившимся в Омске в 1937 г.435. Издание было выполнено небрежно и содержало немало «грубых ошибок, фактических неточностей, стилистических ляпсусов и опечаток»436; тем не менее М. К. был вынужден «оглядываться» на это издание, стремясь, как он писал Кожевникову 17 февраля 1940 г., сделать новосибирское издание полнее омского. И наконец, на объем и полноту однотомника влияли не зависящие от М. К. обстоятельства, например постоянный дефицит бумаги.

В результате выпустить однотомник в 1940 г. – к 125-летию со дня рождения Ершова – так и не удалось. В ноябре 1940 г. издательство поставило перед М. К. вопрос о необходимости сократить рукопись с 20 листов до 15. Он, по-видимому, отказался выполнить это требование, издательство же пошло на уступки. Книга была набрана, и в мае 1941 г. М. К. получил корректуру. Однако начавшаяся война остановила работу. 12 декабря 1941 г. издательство уведомляет М. К. о том, что «однотомник Ершова хранится в гранках, еще не сверстан. Матрицировать его, очевидно, не будем – это в условиях нашей типографии сложно, проще хранить набор» (61–58; 1).

Материалы, отражающие работу М. К. над этим изданием, включая ряд набранных текстов, сохранились в его личном архиве (28–2 и 28–3).

Готовясь отметить в 1940 г. юбилей Ершова, журнал «Сибирские огни» (в начале 1940 г. Кожевников был назначен его главным редактором437) обратился к М. К. с просьбой предоставить для публикации «материалы о П. Ершове», а также принять участие в предстоящем юбилее. «Сибиряки очень хотели бы, – писал М. К. секретарь «Сибирских огней» Г. П. Павлов438, – вновь встретиться с Вами лично и думают, что Вы не откажетесь приехать в Сибирь на юбилей П. Ершова» (68–18; 1). Кажется, поначалу М. К. склонялся к поездке. «С большой радостью мы узнали от товарища Кожевникова, – писал 31 января 1940 г. прозаик А. Л. Коптелов, член новосибирского бюро Союза советских писателей, – о том, что в марте этого года Вы можете приехать к нам в Новосибирск на празднование 125-летнего юбилея со дня рождения сибирского поэта П. Ершова» (63–11; 6). Предполагалось, что М. К. сделает доклад о жизни и творчества Ершова на юбилейном литературном вечере, а также примет участие в предстоящем фольклорном совещании (в Новосибирске): прочитает лекцию на тему «Сибирь в народном творчестве» и проведет консультации с местными фольклористами.