стыках мирную дробь. Вагоны с армейскими солдатскими
теплушками стояли на запасных путях.
Каждую ночь, по пути домой, во сне являлась Мария. Степан поглядывал на часы и гнал свои мысли домой, где весна открывала новый сезон возрождения земли к новым заботам и работам, заполняющих смысл жизни – сей, работай, расти, люби и радуйся! С людьми, менявшимися в купе, быстро находил общий язык и мог поддержать любой разговор, чувствуя, что его годы службы добавили ему новых знаний и развили духовно. Навыки новые – управлять людьми и общаться, пристрастие к чтению, помогали ему лучше налаживать контакты с людьми. Попутчиков интересовало: как в армии дела, будет ли война и с кем, возможно, придётся сразиться, если, не дай бог, беда эта случиться. В том, что война будет, многие сомневались. Один так и заявил, что если япошка нас побил, то нам соваться незачем; чего мы в той Европе забыли. Нам своего добра хватит с избытком и за деньги французские нечего лить кровь русскую.
(Справка. Военный бюджет России при росте экономики на 7—8% в год.
1909 год – 550 982 956 рублей,
1910 год – 527 976 836 рублей,
1911 год – 534 634 626 рублей,
1912 год – 580 722 386 рублей,
1913 год – 591 088 186 рублей.
В авиации насчитывалось 263 самолёта из них два «Ильи Муромца» – самых больших в мире с размахом крыльев 31 метр, на четырёх моторах, скорости около 100 км. в час, дальностью полёта 400 километров, экипажем в 4 человека при 2-х пулемётах и 300 кг. бомб. Дирижабль «Кречет» с экипажем до 20 человек, имел в длину 163 метра, при восьми моторах, мог находиться в воздухе 30 часов на высоте до 6000 метров с тремя пулемётами и запасом бомб. Радиотелеграф на дирижабле передавал сигналы на 500 километров.
Появилась 11 дюймовая мортира Круппа со снарядом весом в 340 килограмм и прицельной дальностью в 10 000 метров. В 1913 году из призванных в армию каждый третий был неграмотен).
Приближаясь к Уфе, Степан упросил проводника на знакомом полустанке у поворота, где поезд замедлял ход, открыть дверь. Когда серебряная монетка оказалась в руках кондуктора, тот молча кивнул головой и исполнил просьбу. Степан наметил место приземления и, как учили в армии, прыгнул в рыхлый снег прижав вещевой мешок к затылку и, совершив кувырок, встал на ноги. Отряхнул снег. Прошёлся по рельсам, до протоптанной людьми и
лошадьми дороги, под горку к реке. С пригорка разглядел вдали и Черниговку. Дёма была ещё скована льдом и, по нарощенной для переправы дороге, пешим ходом перешёл реку и скорым шагом направился к родному дому. В деревне появились новые постройки. Прямая улица просматривалась на полверсты и была пустынна в разгар дня. После обеда мужики отдыхали, набирая сил на страду или заняты делами во дворе. Мальчишка, выскочивший из подворотни, завидев шагавшего по улице солдата, дал стрекача и помчался с криком:
– Солдат идет, солдат идёт! Из ворот на дороге стали появляться люди. Узнавали Степана, степенно поклоном головы здоровались, не останавливали – знали – спешит к своим, а погостить и поговорить ещё успеется. В деревне все новости бабы обсудят у колодца и разнесут во все концы. Дом Драбков привечал всех и не таился от чужих глаз. Лишь бабка, Авдотья Протасова, подошла к нему и поинтересовалась, не встречал ли Степан её внучка, что служит в Польше (видно знала где служит Степан).
В деревне все о всех знать должны – о чём ещё говорить. Газет нет, книг почти не читают, так и обмениваются тем что увидят, услышат или придумают. Поди разберись – где правда, а где ложь. Известно у кого корова отелилась, кто кабанчика забил, кто пьяненьким у плетня помочился. Что муж с женой дома полаялся, хоть из избы не выходили, известно. Кто и где, с какой девицей свиделся и кто какую обновку надел – не секрет. Старушки, страдающие от
