С-П. Жермен
Управляющий дома»
С каждым новым предложением, с каждой жирной точкой, каждой аккуратной буквой его нос задирался всё выше к небу и казалось, что под конец последней рукописи он скрутился в бараний рог и, затвердев, как та самая статуя Средневековья, остался лежать в своём мини-амфитеатре, и только величайшие исследователи и кладоискатели способны отыскать его – как минимум до собрания. Ни минуты сомнений, что меня будут ожидать в костюме.
Трёх недель будет достаточно, чтобы окончательно понять – стоит ли Лилит отправлять в больницу или нет. Вот-вот должен был родиться младенец, наши с ней плоть и кровь, продолжение нашего конца.
Я стану отцом – поверить только. Если бы кто-то около пяти лет назад подошёл ко мне и сказал о том, что я стану отцом семейства, я бы очень нелепо и нервно рассмеялся ему в лицо. Почему? Наверное, потому, что я искренне сочувствовал отцам, которых обложили пакетами и детьми. Которые тащили все эти бесполезные вещи в свои семейные пикапы и под надоедливые крики жён со своими угрюмыми лицами находили покой лишь во сне, а вернувшись из него, вновь попадали в этот семейно-бытовой уклад, который высасывал из них все соки. Да, возможно, их умиляли спящие сыновья и дочери, их жёны, что вскармливали тех совсем ещё младенцами своим молоком. Но разве стоят ли эти пары минут умилений дальнейшей потери себя – своих амбиций и независимости? Ничуть.
Каждый день я убеждаю себя, что у нас всё будет иначе. Но внутри же я осознаю, что вру, вру беспощадно и наивно, как мелкий сопляк, что съел дома весь шоколад и виновато шуршит фантиками, повторяя матери, что не трогал десерт до ужина. Моя личная жизнь окончена, её больше нет. Я полностью отдамся воспитанию своего чада, и, возможно, однажды, когда он станет достойным взрослым членом общества, он поднесёт своему старику стакан воды и отвезёт его в больницу на очередные анализы. Я поведу его в школу, провожу в институт, увижу его первое разочарование в людях, его пылкую юношескую и трагичную любовь. Во всём этом я увижу отголоски молодого себя, и на миг мне станет легче. Но потом реальность возьмёт своё, и я осознаю, что я уже вовсе не молод и большая часть моего существования стоит напротив меня – сбитая с толку, неокрепшая и падшая на Землю душа, за которую стоит отдать всё, чтобы она продолжала жить.
А, может, и не всё так печально? Может, я найду в этом нечто новое, нечто незнакомое мне ранее, и мне откроется новый Святой Грааль моего жизненного отрезка? Быть может, в этом и заключается одна из последних страниц жизни – стать учителем для себе подобного, частицы себя, возросшей из того библейского непорочного союза?
Как и во всём неизвестном и великом (хотя бы на мой взгляд), я решил не останавливаться – и уж точно не пытаться распутать этот большой клубок сейчас. Лишь постепенно, с каждой ниткой этого клубка, что представляется мне каждой слезой, каждой улыбкой нашего малыша, понемногу распутывать его причудливую форму до момента, пока она не станет чем-то похожим на человека.
Добавив в ежедневник краткое напоминание о собрании с домоуправлением, я погасил лампу и аккуратно лёг на край кровати рядом с Лилит. Запахи её средств для ухода за кожей отнесли меня в нечто нежное и спокойное до самого утра. Только за дверью, где-то на лестнице, кто-то постоянно открывал и закрывал дощатые коробки для писем.
