Читать онлайн Тим З. - Жизнь в багажнике

© Тим З., 2023

ISBN 978-5-0060-0841-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Утренний туман задержался на улице Второй Независимости, в нескольких метрах от свежего асфальта, что рабочие укладывали пару ночей назад. Их коллеги мигали парами жёлтых мигалок на крышах лёгких грузовиков – туда они убирали предупреждающие о ремонте дороги знаки. Один из этих рабочих – смуглый, тучный, в большой салатовой робе – курил, то и дело поправляя свою кепку. Он поставил кофе с заправки на один из знаков, что было положено убрать, ругался на начальство по телефону и что-то передавал своему сменщику, который сильно разинул рот позёвывая. Эти грубые мужчины – заспанные, но великие. Великие от подвига над бессердечной системой, что заставляет вставать их в четыре ночи, выходить в непрогретое нечто, работать за троих и угасать, медленно угасать. Иногда они награждают себя и другим отдыхом, на который они честно зарабатывают, пуская остатки юношеской радости и беспечности на брелоки, чистые постели, что за ними застилают такие же великие, пока они прогревают свои суставы и кости под чужим солнцем. И возвращаются сюда же, на улицу Второй Независимости через пару лет, чтобы на слои постаревшего асфальта вновь класть новые слои.

И что же, так пуста жизнь? Смеем ли мы считать, что войны древности, охота на экзотических животных или же безработная элита может затмить величество этих грубых тел, что поутру стелют дороги, по которым едет всё та же элита или же под которыми ранее – буквально несколько сотен лет назад – проливали кровь, убивая их предков? Кажется, что нет, но у каждого найдётся на это тысяча мнений и возгласов, но в случае с этими рабочими – они вряд ли об этом сейчас думают. Они поскорее желают убраться, вернуться в контору на обед, а затем вернуться домой к своим увлечениям, своей любви, своим детям, родителям. Чтобы вновь вернуться сюда, на улицу Второй Независимости, на которой в шестом доме, на четвёртом этаже, в большом окне до пола, схожее человеческое бытие пьёт кофе и рассуждает об их жизни.

Отпив ещё немного крепкого кофе без молока (жаль, что оно кончилось), я засеменил в сторону ванной комнаты, но так, чтобы не разбудить жену. Приведя себя в порядок, я лениво оделся в костюм и почистил пальто. Пришлось закурить в дальнее окно, так как курить дома сейчас было нежелательно, да и супруга, как некурящая, сразу учует запах. Я прижался к углу окна и выпускал тяжёлый дым в разряженный холодный воздух города, пока рабочие гремели знаками на улице.

Мы переехали в этот дом совсем недавно и не были особо знакомы с местными жителями. В подъезде я встретил женщину с собакой – мы всё же не знали, здороваться или нет, и я, проявив инициативу, немного кивнул и, получив в ответ такой же неловкий кивок, вышел к машине. Очередной день, похожий на многие, но скрашенный неожиданным туманом. Забавно, что человек, окунувшись в монотонность быта и социальной жизни, способен радоваться туману – обычному туману. Будто ты вернулся в детство и, будучи ребёнком, первый раз наблюдаешь за таким явлением, с интересом поглощая информацию от взрослых, которые пытаются доступным языком объяснить, откуда появляется такое погодное чудо и что вообще такое погода. Но если тогда это казалось неким таинством природы, некой потусторонней силой, что могущественнее и больше тебя, то теперь это некий атрибут, который привносит немного свежести твоему заспанному лицу и малолюдным утренним улицам.

Холодный воздух, крепко сжимая рёбра, забирался под пиджак и оставался холодным языком немного ниже затылка. Включив обогрев, я набросал пару заметок себе в мобильник, чтобы не забыть после работы, чего не хватает в холодильнике, и вдруг задумался о том, как всего лишь пару лет жизни поменяли мою голову, да так, что теперь мне приходилось использовать ежедневники, хотя ещё недавно я прекрасно справлялся без них. На дороге, как, впрочем, и всегда в этот час, было безлюдно, и я даже немного поддал скорости, хотя и всегда выходил немного раньше, чтобы не торопиться. Кофе с заправки был такой же тяжёлый, но от этого только сильнее бодрил, оставляя в горле комки. Рабочие с улицы нагнали меня на той же заправке – я разминулся с ними на выходе. Мужчина, что ещё недавно грелся на чужом пляже и ругался с начальством, вблизи оказался намного крупнее, чем я предполагал. Голос, который уже не разлетался с эхом Второй Независимости, казался глубже и грубее. И всё же такому типажу под стать ругаться постоянно, но теперь его объектом раздражения оказался его тощий долговязый коллега. До работы оставалось полчаса, и хруст начавшегося дождя заставил меня засеменить к машине.

Секретарь была в той же блузке, что и пару недель назад. Когда ты начинаешь замечать, что гардероб ухоженной молодой девушки начинает повторяться, это отнюдь не знак её неряшливости, а скорее знак того, что ты очень надолго застыл на одном рабочем месте. Действительно, я работаю в этой компании почти целых пять лет. За такое время крохотное создание становится большим, хоть и остаётся ребёнком. В течение пяти лет спортсмен идёт к престижной медали международных соревнований. Рабочие отстраивают целый квартал, а люди беспощадно охладевают с переходом на горящие клинки страсти и усталости между друг другом. Пяти лет достаточно, чтобы кардинально изменить себя, поменять кучу компаний, привычки, вес, стиль, страну для проживания. В моём же кабинете поменялась карта, просел стол и скривился шкаф от кучи отчётности – кстати, его поменяют только в следующем году. День предстоял довольно нудный и без необходимости что-то быстро решать. Наверное, это и является одним из немногих плюсов долгой оседлости в одном и том же рабочем месте – ты оптимизируешь свою работу, подстраиваешь всё по себя и просто получаешь за это финансовые средства. Однако в то же самое время такая оптимизация труда является и своего рода ловушкой для таких офисных мух, как я. Зачем тебе куда-то стремиться и что-то менять, если всё вокруг работает, как ты желаешь (ну или тебе только кажется, что ты так хочешь). Сужение себя в формат втулки от туалетной бумаги – удобно, хотя и ограничивает тебя от всей полноты жизни. Но нужна ли она, эта полнота, когда тёмная сторона экзистенциализма – это ядро кристалла современности? Да, возможно, и есть пытливые умы, что всё же горят и сгорают, чуть выше всех поднявшись до края атмосферы, но таких в моём университете называли «остатком от общей массы». Иной же может возразить, указав своим энергичным пальцем, что всё это – пустой вздор из-за безделья и скуки. Однако на месте указателя возникает и иное рассуждение, что распускает ещё более сложный виток в поисках того самого, может, и вовсе ненужного ответа – не дано ли нам время для безделья, чтобы, подобно самой надёжной из теорий происхождения господина Дарвина, утверждать, что отличаемся мы от иных видов способностью рассуждать, рассуждать до истомы и сонливости в середине дня в поисках того самого ответа, пока иные забивают свои ежедневники по минутам, чтобы не свихнуться в колыбели своих рассуждений?

Едва различимый в абсолютной тишине стук секретаря откинул от меня и этот вопрос:

– Отчёты готовы. Вот, – она очень аккуратно положила их на дальний от меня угол стола, – вас ждут в переговорной.

– Спасибо. Буквально пару минут – и приду.

Быстро перепроверив отчёты, я направился к туалетным втулкам на очередное заседание. Туалетная вода секретаря буквально была туалетной.

На нём опрятно сидел кашемир горчичного цвета. Под ним же чуть побледневшая голубая рубашка и широкая кубана, которой он, похоже, пытался молодить себя и делать свой образ более дерзким. Какие-то горячие билеты в страну бедуинов, которые и не подозревают о том, что их домашний травяной чай кажется нам чем-то невероятным, экзотическим, максимально близким к природе. А мы даже и не подозреваем, что кофе из кухонного аппарата для них (в отличие от нас) – это верх человеческого прогресса, футуризм, пик гениальности. Судя по бледной физиономии моего визави, он из категории людей, которая может позволить себе и более интересный отдых, но интерес из его жизни улетучился… Остались только: новый салон для его «мерседеса», двое детей, жена и её новая мультиварка, двадцать восемь дней отпуска в год и – да, стоп, ещё остался его юношеский авантюризм в виде толстенной кубаны у него на шее. Об этом он попросил не забывать, несколько раз её поправляя и следя за моей реакцией. Реакция, конечно же, была – ведь я его «друг». А «друзья» делают хоть и вялые, но комплименты. Возраст учит говорить больше бесполезного, но всё же нужного для других.

Но что же осталось у меня от того юношества, в котором я сгорал, сгорал беспощадно, разбиваясь о каждую из стенок, ревнуя и презирая этот мир? Что сталось от той великомученической всемирной печали, которая, казалось, вот-вот да разорвёт меня тотчас же, не оставив и святого места? Что же с той горячей страстью, огнём, жаждой приключений и зрелища, когда, полагая стать одним из величайших полководцев, ты чувствовал, как способна одна ночь изменить порядок, свергнуть правительство, пройдя по улицам холодным маршем?

За ним, конечно же, пришло смирение. Всё это время оно лишь аккуратно ластилось под ногами, текло по ночам в твои ещё наивные уши, буквально по нитке отрывая тебя от жгучих воспоминаний, и подменяло, подменяло на доброту, классификации, подбирало под тебя ту самую ступень, на которой ты наверняка найдёшь своё место. И воздав своим трудам, то самое Смирение подбросило тебе несколько дел, дел непростых, с которыми тебе вряд ли справиться за день, неделю, даже год. И вот одним, возможно даже приятным, утром ты встал, натянул на себя халат, заварил крепкий американо и осознал, что ты смирился. И даже если спустя сотни дней росток того наивного и молодого найдёт своё зерно, начнёт расти у тебя на глазах, в середине твоей постаревшей груди, ты лишь холодно срежешь его, добавив в полезный для кишечного тракта салат, и забудешь про этот вздор. Я всё же был раздражён, что потратил обед на пустые разговоры о травяном чае, но не показал вида. К счастью, из моего отдела практически никто не курил и в курительной я мог хотя бы немного побыть один. Иногда там были и курильщики из других подразделений компании, но мы не общались. Все эти пять лет. В оптимизацию работы это также входило.

Я был благодарен своей жене за то, что она приучила меня составлять списки покупок заранее – выходило меньше времени среди суетливых людей, слишком освещённых павильонов с пыльными полками. Карты клиентов помогали избегать длинные очереди неподготовленных, сыскать скидки на товары первой необходимости, ну и приближали главного кассира к расставанию со своей ярко-розовой рубашкой, которая, казалось, что успела испытать всё вместе с судьбой владельца. Сейчас в моду входил хаки – готов поспорить, что одиннадцатого числа следующего месяца кто-то прикупит себе именно этот цвет. Я с удовольствием помогу кассиру добиться своей цели, то и дело прикладывая клиентскую карту – насколько мне известно, они получают за это надбавки.

На фоне нового хита от местной рок-группы в голове судорожно металась мысль о том, что я что-то забыл. Небрежно закурив и уложив пакеты в багажник, с каждым новом вдохом отравляющего дыма я всё пытался вспомнить, что я мог забыть не доложить в продуктовую корзину. Отъехав с парковки, я улыбнулся, ведь забыл те самые сигареты, которые курил – сегодня супруга может быть чуть поспокойнее.