Однажды, когда они плавали вместе в тихих объятиях глубин океана, акула внезапно остановилась. Она повернулась к тюленю, ее острый силуэт вырисовывался на фоне глубокой синевы позади нее. Ее голос был тихим, почти дрожащим, как будто ей самой слова эти были не приятны.
«Знаешь, – начала она, отводя взгляд от него, – ты слишком нежен, слишком мил… Я боюсь причинить тебе боль. Мы становимся слишком близки, и я… Я к этому не привыкла».
Тюлень замер, его большие, нежные глаза широко распахнулись, ища в ее глазах тепло, на которое он привык полагаться. Но теперь ее взгляд был далеким, настороженным, как будто она возводила стены в той самой воде, которую они делили.
На мгновение он оцепенел, слова проваливались в него, как камни. Потом появилась тяжесть в груди, глубокая боль, которую он не мог остановить. А затем безмолвные слезы показались на его глазах и соскользнули, исчезнув в бескрайнем море.
Акула, конечно, не могла их видеть. Океан был милостив к нему. Но его лицо, его прекрасное, открытое лицо, не могло лгать. Его ласты нервно подергивались по бокам, его мягкий рот дрожал, когда он
боролся с рыданиями, стараясь успокоиться.
Он посмотрел на нее, его взгляд пытался сказать то, что не мог сказать голос. Он хотел сказать ей, что все в порядке, что он понимает, но глаза выдавали его. Они были слишком честными, слишком искренними, пылающими болью, которую он не мог скрыть.
Акула колебалась, ее уверенность ослабла. Она почувствовала перемену, этот невидимый барьер в воде, тяжесть, которой не было раньше. И хотя она не могла видеть его слез, она почувствовала печаль, исходящую от него, и заполняющую пространство между ними.
Тюлень судорожно вздохнул, наконец обретя голос. Он был тихим, как всегда, но теперь в нем была хрупкость, тихое отчаяние, которое он не мог скрыть. «Я не боюсь, что мне будет больно», – сказал он и его голос дрожал. «Я боюсь потерять тебя».
Акула посмотрела на него пристально, и на мгновение ее решимость ослабла. Она хотела приблизиться к нему, сказать, что тоже это чувствует – привязанность, близость, страх потерять то, чего она никогда не ожидала найти. Но ее инстинкт подсказывал ей отступить, защитить себя и его единственным известным ей способом: отдалением.
В наступившей тишине они слегка отдалились друг от друга, расстояние между ними теперь было больше, чем физическое. Но никто из них не двинулся дальше. Как будто сам океан отказывался отпускать их окончательно, удерживая вместе в хрупкой, болезненной тишине.
Хотя никто из них не говорил, неведомая сила – глубоко укоренившаяся привязанность – определяла каждое их движение.
Акула чувствовала, как ее плавники инстинктивно зудят от желания уплыть, чтобы оставить это место, прежде чем они окажутся слишком близко, слишком опасно для ее чувства независимости. Но даже когда она думала об этом, ее взгляд не мог оторваться от тюленя.
Тюлень, тем временем, изо всех сил пытался сохранять спокойствие. Его тревожный тип привязанности усиливал врожденное стремление удержать, преодолеть растущую дистанцию. Его основной инстинкт поддерживать контакт с ней любой ценой, форма его привязанности, были подавляющими. Мысль о потере ее – существа, которому он доверял и о котором так глубоко заботился, – терзала его сердце.
Но он не позволил ей увидеть глубину своей боли. Когда его слезы исчезли в океане, он выдавил из себя маленькую, дрожащую улыбку, надеясь, что это ее успокоит.
