Жизнь в зелёном мундире. Книга шестая. СРВ - страница 8

В самолёте сзади сидящий малыш спросил у своей мамы:

– «Что случилось с дядей? Он упал и ударился или летит с войны?»

Я спинным мозгом чувствовал недоумение сидящих сзади, а не только одного ребёнка.

«На всякий случай» летел на полигон я не один: Комкор официально назначил помощником руководителя стрельбы своего первого заместителя – полковника Горба Владимира Николаевича с задачей представлять руководство корпуса на полигоне.

С моей перебинтованной головой и выстриженными клоками волос нельзя было ходить по инстанциям и представляться руководству полигона. Как не крути, а встречают по одёжке. Ведь всем не объяснить, что не по пьяни вся эта «красота» получилась, а просто эскулап бестолковым оказался.

К тому же рана сильно кровоточила и мне периодически надо было менять повязку.

Это было поручено майору – начальнику медсанчасти из состава Череповецкой бригады.

Основные решения по выполнению как учебных, так и боевых стрельб должен был формировать я и докладывать заместителю командира корпуса.

Генерал Майоров определил ему функцию чисто «представительства», сказав всё остальное должен делать Рыжик.

Заместитель командира корпуса Горб Владимир Николаевич (фамилии бывают и хуже) стал полковником в тридцать два года. Он был летчиком-ассом, который в своё время выполнял на истребителе лётные задания на предельно-малых высотах – ниже 50 метров. Достигнув тридцати восьми лет отроду, он перестал летать.

Должность у него была генеральская. Владимир Николаевич был прост в обращении, без малейшего намёка на самовыпячивание. В нём не сквозило ни малейшей тени превосходства несмотря на заслуги: летчик-снайпер, два ордена….

С ним было легко решать задачи, стоящие перед нами на полигоне. С самого начала нашего взаимодействия он сказал:

– «Анатолий Игоревич! Я мало смыслю в зенитно-ракетных войсках и мешать не собираюсь. Вы руководите всеми делами, а если надо будет где-то вмешаться мне – говорите».

Так мы и работали.

Нет сильнее терзающей горести,

Жарче муки и боли острей,

Чем огонь угрызения совести;

И ничто не проходит быстрей.

В конце стрельб, когда бригада выполнила задачу, и оставалось время до проведения полигоном разбора учений, Владимир Николаевич сказал мне:

– «В Алма-Ате живет мой самый первый авиационный, войсковой преподаватель: летчик-инструктор который учил меня летать на МИГах.

Великолепный человек, с тяжёлой судьбой. Он чрезмерно любил авиацию, любил так, что остался без семьи».

Мне было любопытно, но я не стал задавать уточняющих вопросов о причинах потери летчиком семьи, а Владимир Николаевич эту тему не стал развивать, продолжив:

– «Достаточно давно он уволился из армии и остался жить в Алма-Ате, получив хорошую квартиру. Я его не видел сто лет, поэтому хочу к нему съездить. Вот что я думаю: давайте поедем завтра в Алма-Ату на УАЗике комбрига Череповецкой бригады. Побудем там пару дней и обратно. Вы хотите прогуляться по Алма-Ате и посетить Медео?».

Я был шокирован: вот это да!

Я понимал, что для лётчика 500 километров не крюк, но как Владимир Николаевич собирается добраться из Сары-Шагана до Алма-Аты на УАЗике, не мог себе даже представить.

Для лётчика 500 километров не крюк

Дорогу мы не знали, по степи никаких указателей не стоит, и дорога как таковая отсутствует – кругом ровное поле. Тут и заблудиться не проблема, а спросить не у кого.

Невольно пришёл в голову старый анекдот, который я рассказал Владимиру Николаевичу.