будто невзначай сообщил: напился вчера, племянника обмывал – Иркиного сына. Молодец Серёга!
Всё сказал и не особенно разбередил. Значит, Голубика вышла замуж сразу после школы. Всё с
ней ясно. Бывает, конечно, что она и сейчас ещё нет-нет да мелькнёт в туманных снах, но это уж
так – от остроты и непосредственности детских впечатлений. Так что Люба-то, конечно, не
единственная в его душе. Ирэн будет постарше и вроде как даже основательней. Люба живёт
далеко, а Голубика – где-то рядом, в этом городе. «Возможно, мы с ней где-то и сталкиваемся, да
не узнаём друг друга. А хорошо бы узнать. Ну, так – из любопытства. Наверное, она стала
потрясающей женщиной…»
«Каким же был я глупым и наивным! – думает Роман, глядя в тот же угол своей комнаты. – То ли
дело теперь! Влез в грязь по самые уши и сижу в ней весь довольнёхонький. Что же это стало-то со
мной? Не пора ли выкарабкиваться? Ведь живёт же Серёга как-то иначе. Почему бы и мне так не
жить?» Роман садится на кровати, лишь переставив тот же задумчивый, остановившийся взгляд в
другой угол. Надо ещё раз поговорить с Серёгой, всё рассказать, но только уже без всякого
выпендрёжа. Гордиться здесь нечем. Может быть, покаяться перед ним в чём-то, что ли… И даже
не перед ним, а перед той чистой жизнью, которая была прежде. Не в церковь же, в конце концов,
63
идти… «И когда же поговорить? Завтра? А почему завтра? Не завтра, а сегодня, прямо сейчас!
Всё, вставай, пошагали…»
* * *
Серёги не оказывается дома: вчера утром он уехал в Пылёвку. Роман озадаченно, в уже
расстегнутой при подъёме по лестнице тонюсенькой, холодной куртке стоит у двери перед Элиной.
Она, видя его замешательство, привычно приглашает пройти и так же привычно ставит чайник на
плиту.
– Что, снова проблемы с родичами? – спрашивает Роман, приглаживая волосы по пути на
кухню.
– Да всё то же: спиваются, – грустно сообщает Элина. – Теперь уж и вещи продают. Серёжку
просто измучили. У тебя к нему какое-то дело или просто так?
– Да-а, есть один разговорчик… – отвечает Роман, кладя на тёплую батарею сразу обе ладони.
– Но это наши дела.
– Ваши дела? Ну-ка, ну-ка, – спрашивает Элина, – что ещё за секреты от меня?
– Ты не так поняла. Это касается меня одного, – оправдываясь, бормочет Роман.
– Ну, как знаешь, – уже с налётом обиды и чуть отстранённо говорит она.
– Серёга здесь ни при чём, – вынужденно добавляет Роман. – Это касается моей, так сказать,
беспутной жизни.
– Беспутной? – с удивлением спрашивает Элина. – И чём же она беспутная?
Конечно, этот вопрос ей не следовало задавать. Тут она откровенно нарушает границу рамок
общения, естественно установившуюся между ними в присутствии Серёги. Просто скучно ей
сейчас, дома одна – чего бы и не поболтать? Она полощет заварник шумной струёй воды из крана
и не смотрит на гостя. А у Романа на уме целая исповедь, приготовленная дорогой: есть даже
некоторые оправдательные доводы и фразы. Только всё это совсем не для женских ушей… А вот
другой темы, кроме этой наболевшей, просто нет. Роман смотрит в окно; надо пить чай да уходить.
– Какой хороший снежок выпал, – говорит он первое пришедшее на ум, – от него даже сумерки
светлые.
Элина заливает кипятком ароматный чай и, ожидая, когда он настоится, думает о чём-то, глядя
на ослепительно-белый фарфоровый чайничек. А хорошо сидеть у тёплой батареи в то время,
когда весь город за окном купается в белоснежной, чуть притушённой сумерками чистоте и в
