Жизнь языка: Памяти М. В. Панова - страница 40
П.: Леночка… Вот кто была любимица Виктора Владимировича – вполне понятно, почему, – это Леночка Земская.
З.: Ну, не знаю. Этого я не знаю, но во всяком случае я его очень любила.
П.: Я в прошлый раз говорил о том, как мы поссорились.
З.: Да.
П.: И долгое время было такое положение; приходит секретарь директора: «Елена Андреевна, Виктор Владимирович просит вас зайти». Елена Андреевна идет, возвращается: «Михаил Викторович (З. смеется), Виктор Владимирович просил вас сделать то-то и то-то». Он не пускал меня пред свои ясные очи. И потом подарил свою книжку и, значит, смилостивился.
З.: Ну, Виктор Владимирович был еще, так сказать, по-старинному, по-старомодному вежлив. Я помню очень хорошо, когда он был как-то в гостях у меня дома, а моей дочке было лет шесть, предположим, он ее звал на вы и Людмила Всеволодовна, он не мог сказать Люся или как-нибудь еще.
Т.: Шестилетнюю девочку.
З.: Меня он никогда иначе (хотя я у него была с первого курса) – иначе как Елена Андреевна – никогда не называл. Так же как и Михаил Николаевич Петерсон, мой тоже университетский учитель. То есть я для них всегда была только Елена Андреевна. Никакая Лена, там, или Леночка – такого ничего никогда не могло быть даже похожего. Так же и с Надеждой Матвеевной, они ведь были на вы.
Т.: Они на вы были с ней, да.
З.: Да. Хотя у них было такое ласковое обращение милашенъки, но он говорил Надежда Матвеевна, и она говорила Виктор Владимирович, так что это все так и было.
Т.: Вот культура.
З.: Да, это культура, это старое такое вот поведение.
П.: Но какой размах деятельности.
З.: Да.
П.: Начинал с диалектной фонетики…
З.: Начинал о самосожжении старообрядцев. Первая его работа – о самосожжении старообрядцев.
П.: А потом большая монография про «ять».
З.: «История звука „ять“» – вторая большая работа. По-видимому, о старообрядцах ему уже не разрешили больше печатать…
П.: Нуда.
З.:…и изучать. Но ведь он кончил духовную семинарию в Рязанской губернии, а потом уже…
П.: А вот потом он выпустил – вдруг совершенно иная область – «Этюды о стиле Гоголя».
З.: Да-да-да.
П.: Потом целый ряд работ о Гоголе и о других писателях. Потом работы по стилю Пушкина составили… целую библиотеку.
З.: Ну, я еще могу вспомнить, что, когда был юбилей Виктора Владимировича, ему было шестьдесят лет, меня назначили секретарем юбилейной комиссии, а председатель был Бархударов (так же как Михаил Викторович был секретарем (П. смеется) парторганизации, так Степан Григорьевич был секретарем этой комиссии), и, когда я очень волновалась, чтобы все было хорошо, торжественно и так далее, приходила к нему, он мне говорил (благодушно): «Ай, дорогая! Ну стоит ли волноваться? Ну, все само сделается» и так далее.
П.: Это кто?
З.: Бархударов. А потом примерно за неделю до того, как должен был быть уже юбилей, приехал Дмитрий Сергеевич Лихачев из Ленинграда и совершенно меня потряс своей деятельностью и умением как-то все организовать. Я вот еще с тех пор к нему прониклась особыми чувствами, потому что он, собственно, все организовал, а я, так сказать…
П.: И он стал председателем?
З.: Нет, он не стал председателем, он просто все делал. Все делал.
П.: Да-а. Замечательно.
З.: А Степан Григорьевич, так, оставался в стороне. Но я хочу сказать, что вот когда был уже сам юбилейный вечер (он был в Доме ученых, в огромном этом зале красивом, полно было народу, там был Козловский, с которым дружил Виктор Владимирович, и Козловский там даже пел, и всё, в общем, всё было очень хорошо и торжественно), Виктор Владимирович произнес неформальную, очень интересную и, я бы сказала, проникновенную речь о своем пути. И вот только тогда я поняла, что он ушел из литературоведения сознательно, потому что понял, что ничего, что он хочет сказать, сказать будет нельзя.