И снова пожал плечами.
– Горловы, говоришь, – старик задумался, закивал головой. – Помню, помню… Были такие, но поразъехались. Сначала детишки укатили, а потом и родители отправились в дорогу дальнюю. Да, помню, – он снова кивнул головой. – Там они жили… – И махнул рукой. – А в Васильевке благодать! Я всю жизнь прожил здесь. Видать, вдоволь насмотрелся на города, пока воевал. Сколько мне пришлось по ним пройти – не счесть, от Москвы и до самого Берлина. Смотреть не могу на каменные здания. Все кажется, сейчас опять стена обрушится и я попаду под завал. Было дело. С тех пор не переношу города. И после войны бывал в городе. Суетливый он – этот город, и люди такие же. Здесь моя жизнь. К одному соседу загляну, к другому. Ко мне прибегают и тоже помогают, если есть надобность. Так и живем, друг дружке помогая… Вернулся с войны и всю жизнь провел в деревне. Не знаю, как другие, но я видеть не хочу эту городскую жизнь. Слышь, Иваныч, а сейчас для чего ты приехал? Решил осесть на старости лет? Могу подсказать, у кого избу сторговать. Вон, наш Денис Климентьев вздумал в город перебираться. Дурак! Ох, какой дурень! Хоть бы башкой подумал, кому он нужен там. Ну и что, что дочка живет. Так у нее есть муж и куча ребятишек. Здесь кум королю, хочу лежу, хочу гопака спляшу, а там с утра и до ночи колготня в тесной квартире и суета – ни посидеть, ни полежать, а на улицу выйдешь, башкой крути во все стороны, лишь бы под машину не попасть. А он собрался… Дурак!
В сердцах сказал старик и махнул рукой.
Павел посмотрел на него, а сам задумался над словами. А чему радоваться – этой непролазной грязи или деревенским просторам? И опять пожал плечами.
– Да я… – Павел запнулся и снова пожал плечами. – Даже не знаю, как сказать-то… Молодым был, радовался, что в город перебрался. Казалось, словно в другой мир попал. Думал, так и должно быть. И особо над этим не задумывался. Некогда было. Всю жизнь проработал на заводе, а на пенсию вышел, покоя не стало. Не поверишь, Ефим Петрович, сны замучили. Деревня снится. Всю душу вымотала. Вот и приехал сюда, чтобы с душой разобраться, чтобы понять, что это такое – малая родина, почему её не только видеть, но и слышать ничего не хочу, а деревня ночами во сне приходит, и ноет душа и ноет… Пока в городе был, сюда тянуло, а пока добрался, сто раз успел пожалеть, зачем я тащился в такую даль. Чем ближе подъезжал, тем тяжелее на душе становилось. Всяко рассуждал и пришел к выводу, что нет её – этой малой родины. Нету и быть не может, потому что всё это враньё чистой воды и ничего более! Одного, другого, третьего в автобусе спросил, откуда родом. Отвечают, что в деревне родились, а сами в городе живут. Вот едем, соскучились. А что же вы не хотите вернуться? А зачем? Нам и в городе неплохо живется. Как же так, Ефим Петрович? Наша родня по всей стране разбросана. Получается, вроде бы родом отсюда, а корней не имею. Всё сидел и ждал, что во мне взыграет тоска по родине. Всё башкой крутил, как попугай, осматривая окрестности. Думал, ну вот, погляжу на речку или вон тот дубок, а может, на березовую рощу, и тогда в душе ворохнется, и почую её – родину свою, заколотится сердце, затрепещет! Ан нет, внутри меня тишина. Ни один нерв не дрогнул, когда смотрел на деревню, смотрел на свой родной дом, от которого одни головешки остались, на нашу речку Ветвянку, где с друзьями купались, на березки… Да на всё глядел, ни одну мелочь из вида не упустил! И ничего не дрогнуло внутри. Абсолютно! Почему? Может, родители виноваты, что не привили эту самую любовь к родному дому, может, чего-то в меня не доложили, когда воспитывали, или у меня душа зачерствела, а? Что молчишь-то, Ефим Петрович? Скажи…
