Журнал «Парус» №80, 2020 г. - страница 5



Свет на дворе и в доме не включили.


Пошел я прочь, утешиться стараясь:

«Нет друга дома, вот и дверь закрыли…»

Но сердце не обманешь – сердце плачет:

Ворота изнутри закрыты были.


О, други милые! Люблю я вас всем сердцем

И потому молю: не обижайте.

Коль вы решите запереть ворота,

Хотя бы их снаружи запирайте.


ТОЩАЯ КУРИЦА


Было время на дворе —

Тяжело жилось Кюре:

Кто владел ей,

Тот и грабил, как хотел.

И пришла к народу мысль

Ехать с жалобой в Тифлис:

Пусть наместник разберется

С кучей дел.


Но расскажет кто ему?

Ведь в Кюре ни одному

По-грузински и по-русски

Не сказать…

Кто ж поведает о нас?

И решили в тот же час

Куру тощую поймать —

И ощипать.


Ощипать ее живьем:

«Вот и все мы так живем!»

Так решили,

Ощипали вмиг ее,

Повезли в Тифлис —

И тут

Губернатору на суд

Передали сообщение свое.


Но наместник важный тот

От ворот дал поворот

Тем посланникам

Измученной земли:

«Вы, такой проделав путь,

Хоть подумали б чуть-чуть!

Куру тощую

В подарок привезли!»


МАТЬ


1

В дом родной приехал я,

Сел у печки и сижу.

И заботливо, как прежде, смотрит мать.

Пот струится иль слеза?

Что-то льет нещадный жар —

То ли печка,

То ли матери глаза…


2

Маме голову помыть

Помогаю: воду лью,

Лью, задумавшись…

– Ну, хватит уж, сынок.

– Белой пены я не смыл,

Не смывается никак.

…Вспоминаю вдруг:

Ведь мама же седа…


3

Был у матери сундук.

Что хранил надежный ключ?

Нет, не золото,

А бязь на саван ей.

До сих пор сундук стоит,

Но давно уже он пуст…


***


Когда гостим, приходится порою

В гостях подзадержаться поневоле.

Ведь дети прячут обувь за игрою,

Желая, чтоб гостили мы подоле.


О, люди, все дворы я обошел бы,

И вашу обувь спрятали б не дети

(Я сам ее унес бы, в жажде чуда).

Так мало погостив на этом свете,

Босыми вы уходите отсюда…

Художественное слово: проза

Людмила НАЗАРЕНКО. Соседка


Рассказ


Общежитие именовалось «Гостиницей длительного пребывания». Вначале Нонне здесь даже понравилось. В первую неделю ее, Нонниной, жизни в столице ей вообще всё нравилось. И парк за окнами, и дребезжанье трамвая на повороте за углом, и шум по утрам на остановке, и даже толпа в продуктовом магазинчике возле самого общежития. Это потом она стала ото всего уставать. Работа оказалась тяжелой и совсем неинтересной. Да и то сказать, кто бы предложил ей комнату в общежитии, если было б легко и просто. Хотя дали даже не комнату, а койко-место в пенальчике на двоих, просто соседку к Нонне до сих пор не подселили.

Комнатка была крошечная, в ней с трудом помещались две узкие кровати с прикроватными тумбочками, небольшой письменный стол у окна и шкафчик-малютка у двери. Умывальника не было, сантехнические удобства располагались в общей секции на четыре комнаты. Тем не менее техника была новенькой, кафель – белоснежным, горячая вода текла из кранов круглосуточно, с шумом и пузырьками от напора. Совсем не так, как у них в старой пятиэтажке в Моршанске. В первые дни Нонна с трудом заставляла себя закрыть сверкающие полированным металлом краны и выйти из душа после часа попеременного плесканья в горячих и холодных струях прозрачной воды, совершенно не пахнущей хлоркой. Да и теперь после одуряющей смены в цеху душ примирял ее с жизнью, в которой выдавалось не так уж много приятных минут.

Нонне было одиноко: подруг у нее здесь не было, писем из дома никто не писал. Соседки по секции весело бросали ей на ходу: «Привет!» – и бежали дальше по своим девчоночьим делам. Все они были моложе, гораздо моложе ее.