Журнал «Парус» №82, 2020 г. - страница 20

Усмехается картина, точно ведома судьба

ей любого человечка, копошащегося тут.

И зовёт в охрипший раструб поднебесная труба

всех, кто прожил хоть минуту на Земле, на Страшный суд.

Как видим, у Брейгеля и Босха всё чрезвычайно просто: грешны абсолютно все живущие на Земле – и те, кто давным-давно своё отжил, и кто ещё живёт, и кто будет жить впредь… через сто, двести или пятьсот лет. Поэтому надо просто жить, дышать полной грудью и делать то, что должно, и пусть всё будет так, как будет. Нынешняя Европа видит это частично и так, над чем «усмехается картина», и так, как написано в другом послании, адресованном полотну Адриана ван Остаде:

Вот и Господу не надо

укорять глазами нас.

И растут на месте ада

апельсин и ананас.

Здесь Страшного суда нет и в помине, ибо полотно называется «Крестьяне в интерьере», то есть сельские жители на фоне земли, которую они от рождения любят и неустанно обрабатывают с тем, чтобы поддерживать жизнь всех на ней, Земле, живущих. И они – тоже объекты буколического искусства, как и слоняющиеся по злачным местам Гааги и Антверпена неприкаянные молодые лентяи. Христианство вообще, а буколика в частности априори никого не осуждает, а всего лишь пытается лучше разглядеть, понять и принять увиденное:

Поглазеем и попляшем,

и отвесим тумака

на земном пространстве нашем,

где живём ещё пока.

Где тебе и пиво радо,

и лепёшка, и чеснок…

«Вот и, стало быть, награда», —

говорит усталый Бог.

Он сегодня сел в сторонке

И уже не судит нас.

И улыбка на ребёнке

ярче, чем иконостас.

Родоначальник «потока сознания» в позапрошлом веке укорял столицу России и всё человечество «слезинкой ребёнка». Провинциального поэта XXI века больше трогает «улыбка ребёнка», которая куда значимее, чем лики всех святых! Вновь цикличность цивилизации? Похоже, именно она оставляет удивительную возможность нашему времени и пространству (российской провинции!) высветить в замутнённой пеленой веков эпохе Брейгеля Младшего неожиданно близкие и родные нам (общечеловеческие!) ценности и черты. Но зачем гадать, если гораздо разумней почитать послания Разумова своим друзьям – поэтам и художникам:

Осень. Бутылки мало, чтобы согреть лопатки

под телогрейкой, Юра, Саша, Иван Иваныч.

Это не мы бредём ли мимо мясной палатки,

где колбасу закрыли от зимогоров на ночь?

Мы, очевидно, ибо вон Адриан Остаде

нас заприметил глазом: мол, колоритны рожи.

Увековечит. Изверг. Нам это, Юра, надо?

На зимогоров разве мы (тет-а-тет) похожи?

Ну, что тут ответишь? Юра – это, разумеется, поэт Бекишев, Саша – видимо, поэт Бугров, а Иван Иваныч – некий всегдашний друг и собутыльник местной творческой интеллигенции, сам в прошлом не то гравёр, не то ювелир. А зимогоры – бородатые бродяги, бомжи. Бугров – лысый и в очках, а Бекишев с Разумовым – с огромными бандитскими бородищами. Про Иван Иваныча и говорить нечего. Не висельники, конечно, но в современники Адриану Остаде вполне годятся. Опять же перечитывают «Уленшпигеля» и любят голландский/бельгийский футбол:

Главное – ван Остаде не предлагать баклагу.

Пусть нарисует трезво нас возле этой липы,

где, на скамейке сидя, кушаем мы салаку

и говорим про Вечность, ту, где мы жить могли бы.

Самое замечательное в повествовательной стилистике Разумова то, что по прочтении подобных фантасмагорий никогда не возникает стойкого ощущения, что это… фантасмагории. Так, какое-то пролётное удивление – типа, откуда здесь, возле этой обшарпанной липы, ещё и голландцы с мольбертами берутся?! И всё… «Пусть нарисует трезво…». Липы, в конце концов, растут и на берегах Северного моря, а салаку с селёдкой ван Дейки и ван Бастены любят больше нашего! Но главное, ван Остаде сразу заприметил знакомые до боли взгляды, веками устремлённые в Вечность. Они из одной буколики, и для них, по большому счёту, нет ни эпох, ни территорий, ни наций. Есть Вечность, в которой одни реально живут, а другие о ней пока только говорят и мечтают (конкретно об этом в статье о Ю. Бекишеве – «Часть золотого пути…»). Эта тема ещё глубже развивается в посланиях к поэту и доктору исторических наук Алексею Зябликову: