Журнал «Парус» №84, 2020 г. - страница 3



обмелевшей, как память, рекой.


А над садом, над крыш черепицей

нарочито бесстрашно парит

вольный сокол – надменная птица.

Что Гекуба ему? Что COVID?!


* Река в Подмосковье.


***


Нарушилась невидимая связь

между холмом и мной. Мой брат оконный,

любила я твоих окатов грязь —

примету беспогодиц межсезонных,

и сушь июля, и январский снег,

врачующий печали и ожоги,

и тот – особый – угaсимый свет,

что лился вечерами на отлоги.


Bо мне не отзывается теперь

твоя весна – ни болью, ни улыбкой.

Стареет коронованный апрель,

а скорый май предвидится ошибкой.


КОЛОКОЛЬЧИКИ

Колокольчики,

Колокольчики —

Ни конца вам, ни края нет…

Георгий Кольцов


Колокольчики на лугу

не глазами я – сердцем – вижу.

И чем дальше от них бегу,

тем они всё ясней, всё ближе.


Василёк им – и брат, и сват,

клевер – кум, а полынь – соседка,

у деревни, где воздух свят,

где срывала их ручкой детской.


Им однажды звонить по мне —

неизбывнее нет закона.

Отзовутся в чужой стране

колокольчики русским звоном.


В САДУ


Не засыпай: упустишь миг

рожденья чуда,

когда цикадам вторит крик

ночной пичуги,


когда жемчужина-луна —

каратов десять —

небесного коснувшись дна,

все сорок весит,


когда сливаются в одно —

как ключ и слепок,

как свет от лампы и окно —

земля и небо,


а леденцовый аромат

кустов цветущих

безбожно превращает сад

в земные кущи.


***

Сестре Лене Руцкой


До срока кто-то выпустил луну:

пускай летит медлительною птицей.

И пусть сегодня как дитя усну!

Мне детство подмосковное приснится.

Увижу васильковый океан

и Никоново – океана берег.

Там – живы – баба Клава, дед Иван,

и в боженьку с икон там просто верить.

А пироги – нахохлились в печи,

на молоке топлёном – роскошь пенки.

Там множество игрушечных причин

поссориться, чтоб помириться, с Ленкой.

Китайки там желтеют напоказ,

в их яблочках – живительные соки…

А яблоки моих усталых глаз

бессоннее луны глазниц безоких!


КУСТ СМОРОДИНЫ


Сплошь полячка с поморскою кровью,

я москвичка с увесистым стажем.

Но вот здесь мной с любовью посажен

куст смородины – как в Подмосковье.


Неказистый, кудлатый, он тоже,

вдоль забора – пусть будет «вдоль тына» —

разрастётся однажды картинно

недалёко от Эльбы и Огрже*.


Вот и я с этим краем – не вроде —

породнилась: не корнем, так – словом, —

звуки-ритмы катая по строфам,

как горошины спелых смородин.


* Реки в Чехии.


СЕРДЦЕ АРИАДНЫ

Ариадне Эфрон


Сестра… воды… пока не поздно!..

Вдруг вспомнился малютка Мур:

он на руках моих уснул,

а вечер был сутул и хмур.

В дому не топлено, промозгло.


В углу, у печки трость – Марины,

её попутчица. Вокруг

Вшенор* бродить – простой досуг:

желты холмы, но зелен луг,

и так редки кусты рябины!


Кто Бога знал – не ведал ада.

О жизни непосильный воз!

Отцова пуля, мамин гвоздь…

Воды!.. Всё тщетно. Знать, всерьёз

устало сердце Ариадны…


* Городок в Чехии, где жила Марина Цветаева.


В АВГУСТЕ

Астероид – маленькая планета,

привыкшая к движению по заданной

орбите в обществе себе подобных.

Метеорит («падающая звезда») – астероид,

оторвавшийся от коллектива и (за это)

сгоревший в атмосфере Земли.

(Из астрономических познаний автора)


Вот и август уже середину

разменял. Впрочем, к этому шло.

Я приму неизбежное зло.

Так однажды, наверно, Ундина*

в беглом свете сорвавшихся звёзд

принимала чешуйчатый хвост:

без обид, без сомнений – повинно.


Затаю ли на август обиду?

Или нас примирит звездопад?

Но я нынче, признаться, скупа

на желания. Там персеиды,

где желания и непокой…

Я почти поняла, милый мой,

в чём достоинство торной орбиты.