Екнуло у Кольки сердце. Вот это да, вот это работа. Милое дело – ходи себе по территории да брошенные бревна и сучья пили на дрова. Никого над тобой нету, инструмент в руках – не лопата и не двуручка, а бензопила настоящая. Обрадовался, но виду не подал, спросил деловито:
– Повременку, что ли, поставишь?
– Зачем повременку? На сделке будешь. Поставлю я тебе подноску до сорока метров, всё по расценкам. Дуй за цепями-то!
Вышел Колька из конторки не торопясь, нога за ногу. С крыльца съехал по перилам, сколько-то еще чинно прошел – и не выдержал, побежал. Смотрели в окно леспромхозовские мужики, смеялись:
– Добро бы, от работы бёг, а то за работой…
– А што? Шабашка хорошая! Так, глядишь, и в люди выбьется…
Принес Колька цепи, показал ему Леха, как натягивать их, куда и что заливать, в какой пропорции.
– Пилил хоть раз сам-то?
– Да пилил… Конечно, пилил!
Не соврал Колька: действительно, раз в жизни держал он в руках эту штуковину, мужики давали.
– Ну, пойди найди Костюху Разумова, ему тоже делать-то нечего, вот вдвоем и давайте.
– Как вдвоем? Ты же сказал… да зачем мне Костюха?
– Давай-давай. Завтра Олег в отпуск уходит, я Костюху сучкорубом поставлю. Сегодня до конца дня попилите вдвоем.
И, как ошпаренный, выскочил мастер из конторки, руками замахал:
– Куда, куда едешь-то, мать-перемать? Я вот тебя сейчас с трактора-то сниму, глухая тетеря!..
Нашел Колька напарника у старой эстакады – курил Костюха на куче щепок, у вырытой ямы. Трезвый на этот раз, и гнездо застегнуто. Увидал Кольку, заулыбался:
– А, артист. Садись, покурим.
– Некогда курить. Пошли швырок пилить, мастер сказал.
– Леха, што ль?
– Ну.
Вовсе повеселел Костюха, лопату под эстакаду кинул.
– Потопали!
Пока шли до конторки, напарник бахвалился, сипел:
– Я с «Дружбой» управляться умею. С закрытыми глазами разберу и соберу. Думаешь, вру?
– Не знаю.
– Век воли не видать! Вот счас ты мне пачечку натаскаешь, я ее – раз-раз! – и готово. Дело-то у нас с тобой и пойдет!
– Умный какой! Я тоже пилить хочу!
– Пилить? Да ты пилу-то держал в руках, артист?
– Держал, успокойся.
– Ну, дак ты только держал, а я ей могу масло на хлеб намазывать. И не блистай поперек батьки. Пильщик тоже нашелся!
Помолчал Колька, сказал обдуманно:
– Так тебя ж только на день Леха поставил. Завтра на сучки пойдешь, сказал.
Погрустнел Костюха.
– Ну, мать… Верно, што ль?
– Спроси.
Длинно сплюнул напарник, замолчал. А Колька глядел на него сбоку и дивился: двадцать семь лет всего человеку, а хоть все сорок на вид давай. Лицо темное, в складках, кадык щетиной зарос. И в то же время – как мальчишка заводится, из-за каждой мелочи спорит. Даром что весь в синих наколках, четыре года на «зоне» провел.
Подошли к конторке, пилу взяли, заправляться надо. Тут опять у них несогласие: один говорит, что четыре банки масла надо в бачок заливать, другой – три. Орет Разумов, слюной брызжет, доказывает…
Отступился, наконец, Колька, рукой махнул – делай по-своему. Один-то день покомандуй, черт с тобой.
А Костюха почуял, что уступчив напарник, дальше свою линию гнет. Времени-то, мол, до конца рабочего дня всего ничего осталось – давай что покрупнее пилить. Но смекнул Колька, что за оставшиеся три часа можно половину толстых бревен расхвостать, а с мелочью ему потом одному придется хороводиться. И отказался наотрез. Да еще и приврал – мастер, дескать, велел сначала все сучки разделать.
