Журнал «Парус» №86, 2021 г. - страница 13

На второй вопрос отвечу сразу: работалось приятно. Стихотворения из четырех разделов книги подбирались, притягивались друг к другу, казалось, с тем же удовольствием, какое испытывал поэт в процессе их сочинения:

Как приятно

подбирать слова

к шуму леса,

запаху дождя,

сразу с места

или погодя.

Между тем автор честно признаётся: «Пишу я небрежно, пишу наугад. Слова попадаются в лад и не в лад». И действительно: «походка» его стиха зачастую угловата, образность местами надуманна и несуразна, о качестве рифмы иной раз и вовсе хочется промолчать. Читаешь порой, и кажется: еще строчка-другая в таком духе – и, споткнувшись, покатишься кубарем по ступенькам, как маленький Витя из стихотворения «Я в цирке, помню, грохнулся с лестницы…» Но каким-то чудом поэтическое равновесие всякий раз удерживается, и тогда невольно задумываешься: а недостатки ли это? Что если «немножко нервная», с обэриутскими «родимыми пятнами», полуёрническая поэзия Виктора Левашова и не может быть иной?..

Чистой радостью творчества отмечены многие стихотворения поэта. Но одного этого ему, конечно же, недостаточно – и свои намерения он формулирует предельно конкретно:

А я как воробей, чирикаю взахлёб,

пытаясь раздробить умов застывших лёд.

Разбудить современника, помочь ему стряхнуть с себя морок будней, заглянуть в себя и за горизонт бытия – задача, требующая от писателя не только таланта и дерзновения, но и большой личной ответственности. Именно поэтому, растормошив читателя, Виктор Левашов не оставляет его, взъерошенного и растерянного, в предрассветном мареве, но щедро делится с ним путеводным светом своих поэтических озарений.

Понимая, что такая ответственность перед читателем невозможна без смирения и самоограничения, в собственной жизни Виктор Левашов готов обойтись малым (но отнюдь не меньшим, чем в знаменитом хлебниковском «Мне мало надо!..»):

Оставьте мне лишь уголок потише,

окно в стене, над головою крышу

и право жить по собственным часам.

Всё остальное выдумаю сам.

Чуть выше я совсем не случайно написал о всматривании в горизонт, преодолении границ обыденности. Об этом, деликатно подсказывая читателю единственно верный ориентир, говорит и наш поэт:

Берёзок плач, стенанья уток,

скелет моста… Дорога

смыкается у горизонта, будто

уходит в царство Бога.

Из рассказов конца 70-х годов

Начальник летел мимо Мурашкина на полной скорости – и уж совсем было пролетел, но вдруг оглянулся, вгляделся и радостно сказал:

– Здорово, Иван Сергеич! Ты как, в добром здравии? Ну, тогда я тебе, слушай, поручение дам. Сходи вставь раму в седьмой комнате.

– Всегда пожалуйста, – откликнулся Мурашкин. – Это во втором общежитии, что ль?

– Да-да-да! – крикнул начальник, скрываясь за углом. – Во втором, в седьмой!

Столяр покашлял и, с сожалением взглянув на окно мастерской, в котором маячила сутулая фигура художника Олега Семеновича, изменил направление своего движения. До второго общежития было недалеко, минут пять неторопкого ходу.

Ящик с инструментом был у Мурашкина в руке. Без ящика он во дворе фабрики не появлялся – так повелось с той самой поры, когда он понял, как надо себя вести в здешних местах. Ящик был из фанеры, громоздкий, зато ручка ножовки и часть топорища, выглядывавшие из него, сразу бросались всем в глаза. Все понимали: человек идет не просто так, а по делу.