Во многом знании –
Много печали,
Я полку книжную
Сегодня перенёс,
Пристроив над огнём камина.
Усталость. Разочарование. Но не мудростью. А знанием. Знанием того, что не всем доступно. Не всем понятно. А ты не знаешь, как объяснить и нужно ли. И тяжело тебе. Книги. Огонь. Размышления. Лишь «пристроил» книжную полку «над огнём камина». Не совершил того, что невозможно. И не совершит… В танка Костерина покой, беспокойный покой, желание их продолжать мысленно, облекать в историю, прожитую историю, или намерение.
Я работаю в театре. Театр – не простой организм. Живой, изменяющийся противоречивый, многоликий. Было бы интересно узнать мнение В. Костерина о современном театре. Отношение к театру, с театром вообще. Что более по сердцу – классический репертуар, современное прочтение классики, современная драматургия?
Василий Костерин:
– Во время учёбы во Владимирском пединституте по вечерам я работал монтировщиком сцены, то есть мы ставили декорации, меняли их по ходу спектакля, а потом убирали. Это был бесценный опыт. Пришлось увидеть театр изнутри, поработать у него «на кухне». И я полюбил театр, у меня появилось много друзей среди актёров, главный художник стал одним из лучших друзей, а муж нашего декана, кстати, считался в то время самым заметным актёром театра. Как только он появлялся на сцене, его встречали аплодисментами, не дав ему раскрыть рта. Опыт, который я вынес оттуда: а) театр держится на классике, б) современная драматургия должна обязательно присутствовать, в) самый опасный компонент – современное прочтение классики. Режиссёр нередко становится не деликатным истолкователем драматурга, писателя, а его соперником, иногда даже убийцей. От классической драмы ничего не остаётся, зритель видит лишь режиссёра и его произвольную интерпретацию классического текста, сюжета, действия. При этом ссылаются на своё Я: я так вижу эту драму, я так чувствую, режиссёр – свободная творческая личность, я имею право на своё понимание классики, у меня своя точка (кочка?) зрения. Драматург же задвинут в угол, и у него нет никаких прав. От Чехова, Островского или Гоголя мало что остаётся, и ответить режиссёру они не могут. Я называю это не новым прочтением, а постмодернистским – эгоистическим и самовлюблённым – паразитированием на теле классики. Хочется кричать: уберите с афиши имя Чехова, замените его именем режиссёра. Но ведь тогда никто не пойдёт на спектакль. В таком режиссёрском подходе присутствует жажда популярности ценой скандала, ради которого на это идут бездарные самозваные режиссёры. Невольно вспоминается Пастернак: «Позорно, ничего не знача, / Быть притчей на устах у всех». Идеал же, конечно, в гармоничном сочетании трёх компонентов.
Анна Сергеевна Платунова, г. Пенза, библиотекарь Пензенской областной библиотеки для детей и юношества:
– Василий Костерин любит использовать формы японской поэзии для выражения чувств. Признаюсь честно, так как чтение таких стихов требует определённого душевного напряжения (ведь в каждом небольшом стихотворении, состоящем из трёх или пяти строк, спрятан сложный образ и глубокий смысл), я не могу читать их много, но мне всегда казалось, что японская поэзия и не рассчитана на то, чтобы читать её запоем, она, скорее, настраивает на медитацию. Поэтому, открыв стихотворения Василия Костерина, выбрала несколько из них, которые показались созвучными моей душе.
