Но тогда у народа могли возникнуть вопросы.
Тогда Совет начал бы присматриваться, принюхиваться и в конце концов понял бы, что король Август – никакой не Август, а Антон Макуса, отказывающийся покинуть тело, в которое он самовольно вселился. Теперь же, пока Антон позволяет Калле сохранять имеющуюся у нее власть, ни одна душа в этом королевстве не скажет ни слова против, и Калла намерена извлечь из этого обстоятельства всю возможную пользу.
Остаток пути они проводят в молчании.
– Полагаю, мы уже почти готовы, – объявляет Калла, разминая шею, пока не слышит щелчок.
Солнце садится. Им следовало выехать гораздо раньше, двинуться в путь как можно скорее, вместо того чтобы третью ночь проводить на деревенских койках.
Ею овладевает нетерпение. Понадобилась целая неделя, чтобы добраться сюда в карете, и, скорее всего, столько же уйдет на возвращение в Сань-Эр. Время не станет ждать Каллу. Отослав ее на дальние рубежи королевства, Антон волен творить, что ему вздумается, и она ничегошеньки не узнает. Эта мысль вызывает у нее нестерпимый зуд, возбуждает в ней неутихающее беспокойство, распространяющееся по конечностям.
– Верно. Дать вам одеяло, ваше высочество?
Калла бросает взгляд вниз. Окидывает им свой торс, ноги, заляпанные грязью ботинки. С ее точки зрения, должна быть какая-то причина, по которой Венера Хайлижа задала свой вопрос – например, заметив, что Калла невольно дрожит, – но с ней все в порядке. Калла прислоняется к стене ямыня, скрестив руки на груди. Стена пачкает сажей кожаную куртку, в которую Калла по-прежнему одевается – вместо роскошных одежд и тонких шелков, как другие обитатели дворца. Она все еще выглядит так, будто прячется в закоулках Сань-Эра и вынуждена сливаться с вечной тьмой городов-близнецов, участвуя в королевских играх. Если уж на то пошло, сейчас ей теплее, чем кому-либо из присутствующих. Даже дворцовая стража, сопровождающая делегацию, явно зябнет в своих мундирах из практичного черного хлопка. Как и лошади, уже оседланные и впряженные в кареты.
– Нет? – Ответ Каллы звучит как вопрос. – А похоже, что оно мне нужно?
– О нет, я спросила просто на всякий случай. – Венера смотрит поверх ее плеча на строение за стеной. – Может, ямынь не откажется от лишних одеял.
– Ямыню одеяла не нужны, – сухо сообщает Калла.
– Им многого не хватает. Несколько окон разбито, и…
– Позвольте высказаться точнее. – Дневные тени меняют очертания, свет скрывается за горизонтом. – Ямыню не нужны одеяла от нас. Оставьте их в покое. Вы же видели, как они вели себя на протяжении всего нашего пребывания.
Оно продолжалось всего три дня, и прием, оказанный им в Жиньцуне, был предельно холодным. Провожать их деревенские не выходят. Местным жителям дворец без надобности, разве что сам дворец найдет им применение. Пока другие советники совершали осмотры и принимали донесения от военачальников, Калла или сидела в ямыне, или с мрачным видом таскалась вслед за Венерой Хайлижа, мыслями возвращаясь в Сань-Эр. Тех, с кем она успела поговорить, можно пересчитать по пальцам одной руки.
Венера хмурится:
– Ни к чему весь этот аристократизм.
– Но ведь я и впрямь такая. – Калла оправляет перчатки. – Нас не любят. Вот и пусть – все лучше, чем изображать щедрость.
– Я ничего не…
– Еще как изображаете, – перебивает она, глядя, как стражники выходят из ямыня: их последний перед отъездом перерыв на посещение туалета закончен. – Мы ведь, как вы говорите, аристократы. Будь вы по-настоящему щедрой, вы открыли бы для всех казну рода Хайлижа вместо того, чтобы бросать жалкие крохи. Скажите же, что не станете. Вам это позволительно.
