– Что такое шуликун?
– Это, по ее словам, жутко вредные типы. Со второго января и до Крещения они бегают по улицам с горячими сковородами или железными крючьями и утаскивают грешников под воду. Росту, как правило, небольшого. Одеваются же они как завзятые щеголи – в белые кафтаны, подпоясанные цветными кушаками.
– Ни разу не слышал про такое чудо.
– Это не чудо, а сила нечистая, – уточнил я.– Вообще нечистая сила любит селиться в кронах груш, ореха и вербы; в болотах, могилах, на перекрестках; в подвалах, колодцах.
– Веришь в нечистую силы?
– Не то чтобы очень, но все в Карловке верят, а дыма без огня не бывает.
– А святая вода у вас дома откуда?
– Отец Василий в Дроновской церкви святил, а мать привезла.
– У отца ружье – он часто на охоту ходит?
– Зимой со своим кумом – Колиным крестным ходят.
– Твой отец коммунист, но крестил сына?
– Это мать настояла.
– Понятно. Так что с кумом?
– Леонид Филиппович в городе на заводе работает, наш совхоз у них подшефный, крестный зимой отпуск берет и приезжает к нам. Живет у соседа нашего, Кольки Лобана, днем на охоту ходит, а по вечерам играет у нас в карты. Мы в «дурака», по парам, вчетвером, играем. Я с Филипповичем, а Коля с отцом в паре.
– Ты ходишь с ними на охоту?
– Бывает, но я чаще за орляком хожу.
– Орляк это же папоротник?
– Да, очень вкусный.
– Листья жарим, молодые побеги в соленой воде отвариваем.
– Грибы, ягоды? Говорят, в заповеднике на болотах клюквы много?
– Клюквы на мшаниках6 говорят много, – согласился я, – но я туда не хожу. А так, грибы и ягоды само собой. Еще листья земляники на чай.
– И как ты матери грибы и ягоды объясняешь?
– Говорю, что в посадке набрал.
– Верит?
– Я откуда знаю?
– Вернемся к охоте. А в заповедник не заходили?
– Нет.
– Совсем?
– Ну… был однажды случай… Это было в первый год после того как мы сюда переехали. Решил отец взять меня с собой на охоту. Дошли по дороге, до конца асфальта, в направлении Борок. Справа от дороги на дереве висела табличка, во многих местах пробитая дробью – заповедник.
– Туда пойдем, – указал отец на табличку.
– Мы же будем браконьерами тогда.
– Ну, мы не то чтобы на охоту, – замялся отец, подбирая слова. – Мы скорее на разведку. Туда местные на рыбалку ходят – озер там лесных много.
Где-то с час мы шли по сильно заросшему лесу, а потом вышли на большую поляну, в конце которой сверкало озерцо.
– Давай не пойдем туда? – глядя на лужи с застоявшейся вонючей водой, в которых плавала дохлая рыба, сказал я.
– Почему не пойдем? Отличное место. Знаешь, какие там лини водятся? – вот такие – отец широко развел руки. – Чудесная рыба. Положишь его в горячую воду, чтобы слизь смыть, потом соскоблишь чешую и в котел. Уха вкуснейшая получается. А когда назавтра застывает, то становится как холодное – на три пальца янтарного застывшего жира.
Мы подошли к озеру.
– Костер разожги, а я пройдусь по округе, – возле этого озера оставил меня отец. – И за рюкзаком смотри, чтобы не украли!
– Да кто его тут украдет? Тут же нет никого.
– Мало ли? Сейчас нет, а через час набегут…
– Кто набежит?
– А я откуда знаю? Кто-нибудь да набежит…
Он, обвешанный патронташами и ягдташами, с болтающимся на шее компасом, напоминал карикатуру на охотника. Попрыгал, проверяя, нет ли звона, и важно потопал по берегу озера. Вскоре скрылся в зарослях. Спустя примерно час я услышал выстрелы.
– Выстрелы? – уточнил Андрей Иванович. – Может, это отец стрелял?
