Знаменитые русские о Риме - страница 23



Большой радостью для Станкевича стал приезд в Рим Варвары Александровны Дьяковой (урожденной Бакуниной) – младшей сестры его рано умершей от чахотки невесты Любови Бакуниной. Варвара Дьякова тогда фактически разошлась с мужем и путешествовала по Европе с четырехлетним сыном Александром.

По причине вновь обострившейся болезни Станкевич не смог составить кампанию друзьям в их поездке в Неаполь. Вернувшиеся в Рим Дьякова и Ефремов (Тургенев прямо из Неаполя отправился через Геную в Германию) застали Станкевича чуть окрепшим и, следуя рекомендациям врачей, решили повезти его лечиться на берега озеро Комо в Северной Италии.

В начале июня они покинули Рим и – через Флоренцию, Ливорно и Геную – направились в Ломбардию. Однако в сорока милях от Генуи, в городке Нови Лигуре Николай Владимирович Станкевич скончался в ночь с 24 на 25 июня 1840 г.

Александр Андреевич Иванов

Александр Андреевич Иванов (28.07.1806, Петербург – 15.07.1858, Петербург) – художник. В мае 1830 г. выехал в Рим в качестве стажера-пенсионера Общества поощрения художников. Ехал из Кронштадта морем до Штеттина, оттуда почтовой каретой через Берлин и Дрезден до Вены; далее – Тренто, Верона, Мантуя, Болонья, Флоренция. Подъезжали к Риму через многоарочный мост – Ponte Milvio (Ponte Molle) и далее по Фламиниевой дороге к Piazza del Popolo. По приезде Иванов, как было принято, представился русскому посланнику – явиться к нему непременно следовало в черном фраке, в башмаках и шелковых чулках, что составило некоторую трудность. Первоначально А. Иванов поселился на Via Sistina рядом с церковью Trinitia dei Monti и Piazza Barberini.

«Я живу на горе… Войдя с улицы Сикста, вы поднимаетесь во второй этаж; завернув налево в сад, вы почувствуете аромат и увидите тучные цветущие розы, и под виноградными кистями пройдете ко мне в мастерскую, а далее – в спальню или комнату… В мастерской на главном окне стоит ширма в полтора стекла, чтобы закрыть ярко-зеленый цвет от миндаля, фиг, орехов, яблонь и от обвивающейся виноградной лозы с розанами, составляющей крышу входа моего. Во время отсутствия скорби о доме моем родительском я бываю иногда до такой степени восхищен, что не бываю в состоянии ничего делать: как же тут не согласиться с итальянским бездействием, которое мы привыкли называть ленью?… Из окон с одной стороны моей унылой спальни виден другой сад, нижний; дорожки все имеют кровлею виноградные кисти, а в середине их или чудные цветы, или померанцы, апельсины, груши и т. д. Сзади сада живописной рукой выстроены дома: то угол карниза выдается из чьей-либо мастерской, то сушило, арками красующееся, то бельведер, высоко поднимающийся… С горы видна часть Рима – живописная смесь плоских крыш, куполов, обелисков, а сзади гора Св. Марии при вечно ясном небе представляет обворожительный вид…»

Еще одно окно мастерской Иванова выходило прямо на дом, где работал знаменитый датский скульптор Бертель Торвальдсен. За ним – прямая улица вела к одной из самых известных церквей Рима – Santa Maria Maggiore.

Постелью в домах служили мешки, набитые жесткими кукурузными листьями. Распорядок дня Иванова был следующий: вставал в пять утра, в семь слуга из соседнего трактира приносил кофе и хлебцы. Сразу после завтрака изучал иллюстрированные исторические труды, любезно предоставленные живущей в Риме русской княгиней Зинаидой Александровной Волконской из своей обширной библиотеки.