– Ваша взяла. Пойдемте поможете нести яства. – Я отправилась в кухню, по обыкновению бормоча: «И шестирукий Серафим на перепутье мне явился…»
– Что-что? Шести…
– …рукий. Отец так всегда говорил, когда помощь требовалась. Как мне сейчас. Там столько блюд. Плюс тарелки-вилки-рюмки-бокалы, вино, напитки, салфетки, скатерть. Будем праздновать день рождения близнецов! – Я поймала себя на том, что невольно жду и даже стараюсь добиться его улыбки – той самой, смущенно-сияющей, от которой у меня… Так. Все! Хватит. Пора наступать своей песне на горло – иначе она наступит на горло мне… Опыт, слава богу, имеется.
Ели мы отчего-то в полном молчании. И пили молча, и чокались молча. И я не знала, радоваться этому или наоборот… И свеча, которую я зажгла, погасив верхний свет, не облегчила, а наоборот как-то усугубила ситуацию, добавив в нее искру ненужной двусмысленности.
Неожиданно Илья заговорил.
– Странная вещь… Отчего-то мне кажется, что вы больше похожи на Эмилию, чем… сама Эмилия…
Я поперхнулась. Он кинулся стучать мне по спине, но я грубо отшвырнула его.
– С ума сошли? Не колотить надо, а сжать с боков движением вверх! Все. Уже прошло…
– Вот, запейте, – он протянул мне бокал колы. – Это… из-за меня?
– При чем тут вы?
– Из-за Эмилии?
– Кто такая?
– Эмилия Спесивцева. Ой… Я не должен был… фамилию…
– Это не фамилия, а псевдоним.
– А вы откуда знаете, о ком я говорю? – Он строго посмотрел на меня, и я – как ученица перед учителем – пролепетала:
– Просто я так думаю… Для фамилии это слишком вычурно. Фифа какая-нибудь накрахмаленная? Старая дева? – Я попыталась вывернуться, но не уверена, что это было достаточно убедительно.
– С чего вы взяли? Молодая дама, милая, с шармом – и вполне сексапильная. Я с ней по объявлению познакомился. Этим летом.
– И даже встречались? – Мне едва удалось скрыть изумление.
– Говорю же вам – нормальная страстная молодая женщина. А что тут удивительного?
– Псевдоним слишком вычурный. До тошноты… – Тут я действительно впервые поняла, что псевдоним дурацкий. А мне казалось…
– Это не псевдоним, а имя. Хотя она могла бы позволить себе и псевдоним.
– Актриса?
– Писательница.
– М-да? И как пишет?
– Классно! Некоторые стихи так и просятся лечь на музыку.
– Групповуха?
– И в том, как вы это сказали есть нечто… из того, первого письма.
– А, так вы с ней еще и переписываетесь? – Мне стало нехорошо.
– Нет. Только вначале. Она дала объявление в газету с номером абонементного ящика. И имя. Для Эмилии. Я написал. Что-то было в этом объявлении… Зацепило меня. Хотя я в эти дела не верю… не верил – и никогда не читал странички знакомств и уж, разумеется, не писал туда. Да и газета – не моя. Я желтую прессу… – Он взглянул на меня. – Надеюсь, что и вы?
– И я. Хотя то, что вы мне сейчас рассказываете – та же желтая пресса. Дама с именем и фамилией дала объявление, и первый же ответивший уже рассказывает всему миру, какая она страстная, раскованная и сексапильная.
– А вы, оказывается, феминистка! И праведница?
– Какие глупости! – Я едва взяла себя в руки. – Плесните мне, пожалуйста, еще коньячку!
– Уж и себе заодно. Можно?
– Вы же не смешиваете?
– Ну, такой день… За него можно и двумя плохими заплатить. – Он снова улыбнулся той улыбкой, но на сей раз ничего, кроме боли, я не почувствовала.
– За Эмилию? – спросила я.
– За вас!
– Ну, как хотите. А я выпью за ту дурочку Эмилию, что поддалась глупым чувствам и послала объявление в газету, которую читают болтуны и распутники. – Я подняла рюмку и чокнулась с небесами. – Надеюсь, она вовремя вычислила вас и не влюбилась?!
