Ночь была прохладная, а огонь развести не удалось. Отсыревшие спички крошились и не хотели гореть. Скоба особо и не пытался. Слабый духом и физически немощный человек надеялся более на проведение, чем на самого себя.
Наступил второй день. Скоба потерял интерес даже к золоту. Рюкзак с драгоценным металлом был просто брошен во время очередного отдыха. Он, то брёл, опираясь на карабин, то полз, то просто катился с горы, как мешок.
Человек всегда борется за жизнь. Пускай он – худший представитель человеческого рода, и не было в жизни ничего хорошего, сама жизнь напоминала больше отхожую яму, но Скоба продолжал за неё цепляться. Даже потеряв сознание, тело продолжало ползти. Он походил на петуха, которому отрубили голову, но продолжающему убегать, чтобы не попасть в суп.
Когда сознание вернулось, он лежал на спине посреди просеки. Рядом стояла опора высоковольтной линии, гудели провода. Был полдень. Но фоне голубого неба висели гирлянды изоляторов, переливающиеся под лучами солнца. Глаза умирающего человека были направлены на этот перелив красок, мысли становились всё более ясными.
– Что это? Линия? Линия электропередачи? Меня спасут! Где-то должны быть люди, – шептал Скоба.
Он попытался шевельнуться, но резкая боль пронзила всё его тело. Распухшая нога посинела, рана гноилась, всё было искусано мошкой.
Его руки нащупали карабин, подняли его, и в тайге снова прозвучали выстрелы. Пули одна за другой уходили в воздух. Волею случая одна из них угодила в изолятор, в ту его точку, от удара по которой он рассыпался на множество мелких осколков. Тяжёлый провод под напряжением рухнул на землю, как удар молнии.
Скоба даже не вскрикнул, жизнь оставила его мгновенно. Поражённый электрическим разрядом, он уже не видел, как зашипела вокруг него земля, вспыхнул валежник, и огненный смерч ринулся на тайгу, в диком восторге пожирая деревья.
* * *
Солнце клонилось к горизонту. Друзья подравнивали просеку, чтобы завтра снова напасть на ровно построенные когорты противника, как нападали в старину небольшие дружины Ермака на бесчисленные орды Кучума.
– Как раз укладываемся к сроку, – заметил Дима, оглядывая оставшийся участок просеки.
Ребята возвращались в лагерь. Вырубленный участок протянулся на многие сотни метров и выглядел весьма внушительно.
– Даже не верится, что это мы втроём всё выпластали. Правду говорят, что глаза боятся, а руки делают, – заметил Сергей.
С юга, уже второй день дул тёплый ветер. Приятно было подставить потные, искусанные мошкой лица, под его ласкающие струи.
– Дымом вроде пахнет, – Юра потянул носом воздух, – не иначе, где-то поблизости пихтовое масло заготавливают. Кстати, тоже отличная работа. Надо будет пробить тему. Может на следующий год пихтовым маслом займёмся.
Вот и лагерь. Здесь всё уже обжито и знакомо. Разожгли костёр, приготовили незатейливый ужин. Лапша с тушёнкой – самое распространённое блюдо у людей, работающих в тайге. Готовится быстро, калорийно и не приедается. Ну а чай в тайге особо уважаемый напиток, и для творчества возможностей хоть отбавляй. В него можно добавит шиповника, листья или ягоду земляники, душицы, лист смородины и много другого разнотравья. Приготовленный на костре, из родниковой воды, с дымком – чай становится особым, неповторимым для города напитком.
В эту ночь Диме не спалось. Вспоминалась семья, конструкторское бюро, рабочий стол. Не выдержав, он вылез из палатки. Кругом чуть заметная в темноте дымка. Ещё казалось, будто туман, а запах дыма от костра. Но с юга алело зарево. Зарево лесного пожара. Огонь шёл в их сторону. Дима это понял сразу. Ветер нарастал, и медлить было нельзя.
