Новый Год был грустный, Фая с Таней и ее супругом обсуждали извечную проблему: как быть и куда бежать. Женя маялся, считая минуты до двенадцати, родители разрешили встретиться с друзьями после полуночи, а Новый Год нужно было встретить с ними, как "нормальный человек". Женя не хотел быть нормальным, он хотел к друзьям. Фая ковырялась в тарелке, выуживая вилкой из "сельди под шубой" селедку, она ее терпеть не могла.
– Рая, хватит ковыряться в тарелке. Ты же знаешь, я этого не люблю. – Одернула Раю мать.
– Пойдем, музыку послушаем. – Предложил Женя. Рая нехотя согласилась. – Что ты слушаешь? – Спросил Женя, плюхнувшись на кровать.
– "Ласковый май". – Ответила Рая, включив магнитофон. Заиграла "Седая ночь". – И только ей доверяю я. – Самозабвенно подпевала Рая.
– Выключи эту хрень. – Приказным тоном сказал Женя. Рая послушно выключила и обиженно заморгала.
– А ты что слушаешь? – С вызовом спросила Рая.
– "Кино" – вот это вещь! – Женя одобрительно поднял большой палец. – Перемен требуют наши сердца. – Пропел он, отчаянно фальшивя. – Слышала? – Рая помотала головой. – Ну, ты даешь.
– Ой, Новый Год. – Спохватилась Рая, выбегая из комнаты.
– Дорогие россияне… – По телевизору выступал новый президент – Борис Ельцин.
– Раз, два, три. – Отсчитывали все дружно бой курантов. – Ура! Ура!
Наступил одна тысяча девятьсот девяносто второй год. Что год грядущий им готовил?
В стране творилось черте что, началась какая-то приватизация. Что это – народ понимал смутно, да и не пытался вникнуть. Тут бы ноги не протянуть, зарплату бюджетникам, эти копейки, и те задерживали. Люди давно усекли – паны дерутся – у холопов чубы трещат, а потому нужно держаться от этого всего подальше. Не их это ума дело.
Цех, где Фая работала большую часть своей жизни держался каким-то чудом. Каждый рабочий день мог оказаться последним. Фае и другим сотрудникам дали ваучеры – бесполезные бумажки, что с ними делать никто не представлял.
Их шеф, Николай Ильич, объявил собрание в большом зале, загодя приволокли откуда-то кафедру, расставили стулья. Все шептались, волновались.
– Закроют нас, точно тебе говорю. – Тихонько сказала Таня Фае.
– Типун тебе на язык. – Огрызнулась Фая. Она даже думать об этом боялась. Куда она, если такое случится?
– Ой, что будет? – Волновались лепщицы.
В обеденный перерыв все сотрудники их небольшого предприятия, шумя, начали рассаживаться. Кто-то опаздывал, раздавались смешки и шутки. Когда все наконец расселись, на кафедру взобрался Николай Ильич, их шеф собственной персоной, покашлял, чтобы привлечь внимание, промокнул платком лысину.
– Товарищи. – Начал он, дождавшись, когда все угомонятся. – Все знают, что сейчас происходит в стране. – Толпа одобрительно загудела.
– А как же, знаем, всей шкурой прочувствовали. – Крикнул кто-то из зала, раздались смешки.
– Товарищи, – Николай Ильич постучал кулаком по кафедре. – Прошу вашего внимания! Сейчас мы с вами, каждый из нас творит историю. – Торжественным голосом продолжил шеф. – И только от нас с вами зависит, будет цех и дальше работать или перейдет в другие руки. – Фаечка схватилась за сердце. "Как же так – от меня зависит судьба родного предприятия, а я даже не знаю?"
– Да ничего от нас не зависит. Кто нас когда спрашивал? – Раздался тот же голос.
– Прошу, потише. – Николай Ильич заметно нервничал, осушил стакан воды. – Зависит, все сейчас зависит от нас с вами. Сможем ли мы сплотиться и выступить единым фронтом или предпочтем отсидеться в сторонке и наш цех достанется кому-то другому.
