– Кофе с ромом готов, Ирвин, прошу. – И протянул кружку с ароматно дымящимся напитком.
Фельдфебель поднес ее ко рту, сделал глоток, довольно прищурился:
– Настоящий бразильский.
– Да, – ответил Ланге. – Как в старые добрые времена на Крите.
Допив кофе, Кранк отдал кружку унтеру, закурил и выбрался из кабины.
На плащ-палатках, вповалку, храпели его солдаты, а из чума доносились приглушенные всхлипы и рычание ефрейтора.
– Это наш Гюнтер ублажает саамскую девку, – рассмеялся бодрствующий Ланге.
Рано утром идущая след в след цепочка людей, в сопровождении навьюченных ранцами двух оленей, удалялась в безмолвие тундр, а у бронетранспортера остался водитель, провожавший ее взглядом.
Высоко в арктическом небе парил старый кречет – небесный хозяин этих мест. Он изредка взмахивал широкими крыльями и вглядывался все еще зоркими глазами в проплывающую под ним тундру.
Вся мелкая живность – полярные куропатки, зайцы, песцы и лемминги спешили укрыться в камнях, щелях и норах при появлении бесшумно несущейся по земле тени громадной птицы.
На очередном витке своего полета хищник что-то заметил у далекой гряды сопок и спланировал к ней. Затем мгновенно взмыл ввысь, заскользив обратно.
За свою долгую жизнь кречет не раз встречал то, что увидел. Это были двое бескрылых существ, способные метать громовые молнии. Одна такая давным-давно сразила его подругу, и хозяин небес помнил это.
– Санек, смотри, какой обед летает, – с тоской поглядел вслед удаляющейся птице, бредущий впереди Тим, волочивший за собой по мху давно бесполезный автомат. Плетущийся сзади продолжал слепо двигаться, пока не уткнулся ему в спину и не упал на изумрудный мох, такой мягкий и пахнувший свежестью.
– Все, Тим, я больше не могу, – прошептал он, закрыв глаза, в которых все плыло и кружилось.
Старшина устало сел рядом, утер изодранным рукавом ватника вспотевшее лицо и уронил голову на грудь.
За прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели – рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что: кончилась наживка.
Питались молодым ягелем, изредка встречавшейся прошлогодней вымороженной морошкой и вызывавшими тошноту сырыми грибами, поскольку варить их было не на чем.
Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, беглецы едва не утонули и лишились котомки с огнивом, кресалом и котелком.
К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Тим, постоянно жевавший всякого рода зелень и даже кору деревьев, мучительно страдал животом, часто отходя в сторону.
Все эти дни с пугающим упорством за ними следовали волки. Теперь их было два. Близко звери не приближались, но то и дело возникали на дальних сопках.
Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге, сел, бросил мутный взгляд на поникшего головой Тима и прислушался.
Откуда-то издалека, с простирающегося справа плато, едва различимо доносился волчий вой, низкий, протяжный и тоскливый.
Сашка вздрогнул, повернул на него голову.
В самом начале уходящего к горизонту массива белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего в его складках, – яркое и меняющееся.
– Тим, – хрипло прошептал он.
– Чего?
– Посмотри, что там, справа, за белое пятно, или мне мерещится?
Напарник поднял голову, потер руками лицо и стал бессмысленно озираться.
– Да справа, я тебе говорю. Вон, у плато, – показал дрожащей рукой в ту сторону приятель.
