Золотой Ипподром - страница 57

– Так, просто на глаза попалась, – медленно ответила Катерина, задумчиво копаясь золотой ложечкой в кофейной гуще.

Киннам смотрел на арену ипподрома, где шел первый заезд, и посторонний наблюдатель, конечно, приписал бы азарту болельщика воодушевление, читавшееся на лице великого ритора – поразительно красивом лице с античными чертами, которое смелый размах летящих бровей и темные глаза в обрамлении густых длинных ресниц, со спрятанной в уголках улыбкой, делали настолько привлекательным, что от него трудно было отвести взгляд. Но если бы кто-нибудь пригляделся внимательней, то в охватившем ректора Афинской Академии воодушевлении он мог бы уловить нечто, не вязавшееся с обычным возбуждением любителя лошадиных бегов, но напоминавшее, скорее, мальчишеский азарт при совершении опасной проделки, которая могла или обернуться крупной неприятностью, или принести необычайный выигрыш. Однако таких пристальных наблюдателей рядом с Феодором не было – всех занимало происходящее на ипподроме: колесницы пошли на предпоследний круг, и возница красных снова лидировал, несмотря на то что сегодня ему приходилось соревноваться с двумя новыми противниками, поскольку возницы зеленых и синих из первой и второй четверок поменялись местами.

– Если так пойдет дальше, устроителям скачек грозит разорение! – пошутил сидевший справа от Киннама ректор Сорбонны Эрве Рокар. – Теперь ведь, наверное, все бросились ставить на Феотоки, и если он все время будет выигрывать…

– Судя по тому, что творилось вчера в местных кофейнях, проигрышей первого дня хватит с лихвой, чтобы покрыть дальнейшие траты, – заметил Киннам.

– Да уж, я сам лишился некоторой суммы… А ты вчера не поставил ни на кого, хитрец!

– В первый день я обычно не делаю ставок, предпочитаю сначала оценить обстановку.

– Что ж, разумно! А я не могу удержаться, чтобы не рискнуть сразу! Зато вот Патрик не играет никогда, старый скряга!

– Не скряга, а рачительный хозяин, – возразил сидевший по другую руку от Феодора в меру чопорный англичанин лет пятидесяти. – Предпочитаю, чтобы мои деньги оставались при мне, а не попадали в руки неверной фортуны. К тому же я действительно не мальчик, дорогой Эрве, чтобы до сих пор предаваться таким играм. Когда-то на Дерби я просадил почти треть отцовского наследства и с тех пор предпочитаю быть наблюдателем. Это ничем не хуже игры на деньги для имеющих ум.

– Ладно-ладно, хозяйственный рачитель! – шутливо воскликнул Рокар. – Каждому свое, в конце концов… О-ля-ля, Феотоки! Фе-о-то-ки!

Колесница красных пришла первой, и трибуны огласились восторженным ревом, небо запестрело красными шарами, дамы из первых рядов возле финишной черты кидали победителю букеты алых роз, хотя цветы не долетали даже до края дорожки. Киннам с утра поставил на Феотоки довольно крупную сумму, но охватившее его возбуждение не имело никакой связи ни с бегами, ни с возможным выигрышем, хотя он искренне аплодировал победителю.

Мысли Феодора занимала августа: если восторженный прием, который она оказала ему в день приезда, приятно удивил его, но все-таки не выбил из обычной колеи, то вчерашнее поведение императрицы потрясло Киннама до глубины души. Теперь он почти не мог думать ни о чем другом и, хотя зрелище скачек всегда пробуждало в нем азарт, на этот раз бега мало трогали великого ритора – он был слишком взволнован другим. Что означало поведение Евдокии? Только флирт, которому она не прочь была предаваться в компании своих поклонников, или… нечто большее? Просто кокетство? Но она раньше никогда не вела себя так! Правда, еще в начале вчерашнего бала Киннам думал, что на нее мог повлиять столь возбуждающим образом восторг перед его двумя романами, которые она, наконец, прочла – прочла, когда он уже решил, что вряд ли дождется этого. Но ведь она сказала, что прочла их еще в начале лета – значит, около двух месяцев назад, – а улыбалась она ему сейчас, улыбалась так, как никогда раньше… Однако, за прошлые годы привыкнув быть лишь одним из многих ее поклонников, «одним из» в ее окружении – пусть и ближайшем окружении, но все-таки достаточно обширном и весьма блистательном, – он поначалу не смел верить в какие-то перемены, хотя вчера с самого начала бала она общалась с ним так много, как, пожалуй, никогда раньше. «Вы с этим согласны, Феодор? Читали ли вы эту книгу, Феодор? Что вы думаете по поводу этого, Феодор?..» Тогда он еще мысленно одергивал себя: просто, прочтя его «Записки», она обнаружила, что их душевное и умственное сродство гораздо больше, чем она могла заключить раньше из бесед с ним, ведь в своих романах он был откровеннее и больше раскрывался, чем в жизни, – вот откуда такое повышенное внимание, теперь ей интересно сравнить его взгляды на разные вещи со своими собственными, только и всего. Вполне естественное желание, еще ни о чем особенном не говорящее. Но потом…