Глава 9. Знакомство с Питером продолжается
− Триста пятьдесят рупий! − воскликнул Фунтик, пересчитав деньги. − За десять минут. Лихо ты развёл хачика!
Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:
− Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.
− Погнали на рынок, там азеров − во! − возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.
Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:
− Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.
Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.
Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:
− Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, − не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия! − торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: − А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…
В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.
Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.
− С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), − проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя. − У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.
− Ну, конечно, − согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.
− Девушка, а у вас «Правда» есть? − проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.
Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:
− «Правды» нет.
− Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.
Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.
Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:
− Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше − «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…
− Зятя? − девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.
− Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.
Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».
− О, туалетная бумага! − Жульдя-Бандя ткнул пальцем в розовый рулончик за стеклом входящей в гигиеническую моду туалетной бумаги. В берлоге старого Соломона, по старинке, были нарезаны квадратики из газет − основное их предназначение после прочтения.
