Красно-лиловый нездоровый румянец на щеках
говорил о любителе пожрать, выпить и явном клиенте инсульта со временем.
Неожиданно небольшие глазки сверкнули таким сладострастием при взгляде на меня,
что мне невольно захотелось посмотреть на себя ещё раз. На что тут дед
польстился? Ни кожи, ни рожи. Хотя, рожа - то ещё есть, но ни кожи, ни фигуры в
наличии не имеется. Особенно фигуры.
Из всей церемонии бракосочетания запомнила
только перечисление имён и титулов жениха - Дитер Аксель Петер фон Тиммер,
барон Нойфель. О как! Свадебный ужин для узкого круга лиц я тоже запомнила
плохо. Присутствовали собственно молодые, то есть я и барон, мачеха с дочерями,
нотариус и пастор. Барон не местный, у него не было знакомых, которых можно
пригласить, а уж какие могли быть подруги у Ленни.
Мачеха же не сочла нужным порадовать общественность
замужеством падчерицы. Тем более, после сегодняшнего афронта с драгоценностями.
Взгляды, которые она бросала на меня, были весьма далеки от доброты и нежности.
Незадолго до окончания ужина мне вдруг неожиданно и сильно захотелось спать, да
так, что даже "молодой" супруг, наклоняясь ко мне, прошептал:
-Вы,
должно быть, устали, душа моя! Идите отдыхать, я вскоре к вам присоединюсь!
Ага, вот это "присоединюсь"
хотелось бы оттянуть подольше. Немного взбодрила меня очередная ванна, но пока
меня готовила ко сну Ульрика, расчесывала волосы, я опять начала дремать.
Неожиданно Уля сказала каким-то дрожащим голосом.
-Вот
воля ваша, верить или нет, да только сейчас на кухне услыхала, как кухарка
говорила, а ей кучер господина барона сказал, будто вы у барона шестая жена
будете! Две-то в молодости были, одна в родах померла, ещё одна от болотной
лихорадки скончалась. А только в последние лет восемь-девять барон уже женился
три раза. И все на таких вот совсем молоденьких. Одна жена померла вскоре после
свадьбы невесть от чего, одну ещё в реке нашли, утопла, стало быть. А третья
гуляла по крепостной стене, да покачнулась неловко и упала вниз, на камни. А вы
четвертая. Ой, как-то нехорошо это!
Сон вроде пропал, но глаза упорно
закрывались. А не опоили ли меня? Тут желающих, оказывается, много! Ульрика
обрядила меня в длинную свободную ночную рубашку белого цвета и такой же белый
нелепый чепец на голову. Восхитительно! Теперь только привидением работать.
Ульрика ушла, а я осталась нервничать.
Чтобы прогнать сонливость, я подоткнула
подол рубахи повыше, связала его узлом на боку и принялась маршировать по
комнате босиком. Сначала маршировала молча, помогало мало. Затем стала
распевать бодрые песни. Пела громко и фальшиво то, что помнила кусками,
неизвестно откуда. Пела "По долинам и по взгорьям", пела про Щорса,
типа "голова обвязана, кровь на рукаве". Они как-то тоже не очень
действовали, а вот "Взвейтесь кострами, синие ночи!" зашло хорошо. Я маршировала,
и сонливость постепенно прошла. Присела отдохнуть на край кровати, давно на
парадах не была, однако.
Пока я раздумывала, в стене, возле большого
шкафа раздался какой-то скрежет, и там открылась ранее незамеченная мной дверь,
сливавшаяся с тканевыми обоями. И в комнату вошёл мой молодой супруг. Уморительный
колпак на голове прикрывал лысинку, а сам муженёк был одет в нечто, наподобие
женского пеньюара, распахивающегося спереди. А в руках этот супермачо держал
плётку! Это ещё что за садо-мазо? Этого я не заказывала! И совсем ничего не
заказывала.
