— Что же должны делать леди? — заинтересовалась я, а то, получается, кроме как сидеть на диване, да закатывать истерики, мои сёстры и не умеют больше ничего.
— Пфф, тебе никогда не понять! Замарашка! — отрезала тёмненькая, а потом, гордо задрав подбородок, выплыла из моей спальни.
Я даже не обиделась. На детей и дураков не обижаются. И, честно, даже не знаю, к какой категории сестричку отнести…
Анастасия же, покосившись на мать, тоже аккуратно вышла в коридор, серьёзно о чём-то задумавшись. Ну и хорошо, думать в их возрасте всяко лучше, чем козни строить.
Я перевела взгляд на застывшую посреди входа женщину. По крепко сжатой челюсти бегали злые жевалки, она смотрела на меня, меча молнии, но явно не знала, что со мной делать.
Я со вздохом подошла ближе, но так, чтобы не провоцировать её на открытый конфликт.
— Мадам, я выросла, — заглянув ей в глаза, сказала четко, — как раньше уже не будет. Вам придётся с этим смириться или мы с вами попрощаемся. Я понимаю, что вы цепляетесь за любую идею, но, пожалуйста, обдумайте моё предложение. Если хотите, я поселюсь отдельно, но не нужно ссориться из-за наследства, которое сейчас всё равно не получить. Замуж я, повторюсь, по вашей указке не пойду. Вы же умная женщина.
Она подняла на меня возмущённый взгляд.
— Знай своё место, Золушка! Не думай, что знаешь меня! Ты ничего не знаешь!
Резко развернувшись, она вышла вон, громко хлопнув дверью.
Я же печально улыбнулась ей вслед. Нелегко ей привыкать к новой версии падчерицы …
На следующий день утро началось спокойно.
Я всё так же начала готовить завтрак в обществе Тома, как дверь кухни отворилась, и туда бочком протиснулась Анастасия.
У старого слуги аж ложка, которой он до этого вылавливал в чае чаинки, выпала из рук.
— Привет, — улыбнулась я, старательно сохраняя безмятежное выражение на лице. — Какие планы?
Девушка, порядком смущённая, подошла ближе и неуверенно заглянула в миску, где я перетирала творог.
— Ты серьёзно тогда говорила?
— Когда? — улыбнулась я.
— Ну… Тогда. Вчера, когда сказала, что мужчины любят, когда женщина готовит.
Я всё же не выдержала и улыбнулась. Но не сильно, чтобы не смущать и без того красную, как помидор, сестрицу. С этими подростками вообще аккуратней надо. Чуть-чуть не так на них посмотришь и всё, обида на всю жизнь.
— Совершенно серьёзно. Вот сейчас мы с Томом делаем сырники. Уверяю тебя, я не знаю ни одного мужчины, который бы их не любил.
— Точно? — недоверчиво прищурилась она.
— Совершенно точно. Хотя, что это я голословно? Давай мужчину и спросим.
— Какого?! — вздрогнула она, испуганно обернувшись на дверь, будто оттуда сейчас выскочит таинственный мужчина.
— Так Тома же! — показала я на горделиво выпрямившегося старичка.
— Слугу-у-у… — разочарованно протянула девчонка.
— А что, он не мужчина, что ли? — усмехнулась я, а вышеназванный мужчина таким оскорблённым взглядом обжёг подростка, что та порядком смутилась.
— Ну ладно. Что делать надо?
Я задумалась, чтобы ей дать такого, чтобы процесс она поняла, но не было сразу очень сложно.
— Так, смотри. Берёшь вот там в кладовке три яйца, сахар, соль и муку. И несёшь всё сюда.
Рыжулька неуверенно кивнула, до сих пор сомневаясь, а надо ли ей это, но потом, взвесив всё за и против, пошла в кладовку.
— А где яйца?
— На средней полке, справа, — усмехнулась я, продолжая старательно перетирать зерновой рассыпчатый творог из деревни. Эх, вот жаль, что нет в этом мире блендера. Вжик, вжик, и творог с яйцом смешан в густую массу. Ну ладно, хоть не совсем я дитя современного мира — работать руками всё же умею. Так что перетирала, невзирая на то, что на мягких пальчиках уже начали появляться мозоли.
