— Что такое таблеточка?
— Так, не отвлекайся! Как я, делай! Лучше бы, конечно, в сухарях или в манке обвалять, а не в муке… Ну ладно, сейчас эту сковороду так, а следующую в сухарях…
Мы довольно весело налепили целую гору сырников. Половину обваляли в муке, половину в перетёртых подсушенных сухарях.
Ну и, попробовали в конце, куда же без этого...
Если Анастасия уверено указала на хрустящий вариант, то старому слуге по вкусу пришлись те, что в муке — они были помягче и легче жевались беззубым ртом.
Мы разложили готовые сырники на две красивые тарелки, поставили соусники со сметаной и джемом, и только я взялась за ручки подноса, как Анастасия нахмурилась, а потом без слов убежала из кухни.
Сначала я не поняла причины, но потом, когда вошла в столовую и увидела чинно сидящих за столом трёх женщин, меня осенило.
Конечно, разве можно палиться ей перед матерью и сестрой, что не только общалась с замарашкой, но ещё и готовила?! Нет-нет, ни в коем случае.
Я не стала рушить то хрупкое перемирие, что образовалось между нами, и просто сделала вид, что сама готовила всем завтрак.
И пусть за столом бесконечно поднималась тема бала, я была глуха к довольно грубым и неумелым намёкам мачехи и Дризеллы. Они обе ужасно не хотели брать меня с собой, но при этом совершенно не представляли, как будут собираться своими силами. Но на открытый конфликт не решались, так что весь завтрак прошёл в пикировках, молчаливо игнорируемых с моей стороны.
— Большое спасибо, семья, за завтрак, — наконец, поднялась я, уже порядком уставшая от бесконечного нытья. — Надеюсь, вам всё понравилось.
— Да, это очень вкусно! — возбуждённо блестя глазами, подтвердила Анастасия — единственная из всей их компании, что была довольна и жизнерадостна. Конечно, помогала-то она мне вчера, а собирать на бал я буду её сегодня. Она с некоторым превосходством посматривала на Дризеллу, но та огрызалась, хмурилась, сверкала на меня глазами, но заставить бедную Золушку ей помогать не могла, что её неимоверно злило.
Леди Тремейн старалась никак не показать, что её хоть сколько-нибудь заботит отсутствие помощи по сборам на бал, но было заметно, что и она нервничает и нет-нет, да смотрит на меня задумчиво. Вроде как: «а может, всё-таки взять?»
Я же дала им полную свободу для размышлений, а чтобы не мешать, сразу после завтрака собрала посуду и ушла на кухню, надеясь успеть приготовить суп на обед до того, как начнутся вечерние сборы. Мне же и самой нужно было, как-никак, успеть собраться.
Потом мы с Анастасией разбирали свёртки от портнихи с её платьем, что только вчера привезли мачеха с Дризеллой.
Это было довольно миленькое розовое платье с кучей воланов и рюшей, но угловатая, ярко-рыжая Анастасия в нём просто терялась и выглядела до ужаса несуразно.
Я вся изфыркалась, пытаясь выгладить это зефирное великолепие утюгом с горячими углями и при этом не запачкать дорогую ткать.
Когда сестрица наконец-то облачилась в наряд и посмотрела в зеркало, то на её лице была написана такая вселенская скорбь, что у меня даже сердце сжалось.
Я обошла её по кругу, пытаясь понять, как можно хоть немного улучшить положение. Жаль, что я не портниха и не дизайнер. Я иголку-то в руках последний раз держала лет тридцать назад…
— А прическу ты обычно какую делаешь? — спросила я, не подумав, что уж кто-кто, а Золушка обязана была бы знать такие вещи.
