– Слав!
Юбочка… Не могу остановиться, пока Вероника не блокирует экран и не выхватывает телефон у меня из руки. Она пихает его в карман своей толстовки. Одариваю ее недовольным взглядом, но вскоре отхожу. Ее кожа поблескивает на солнце от пота, лицо разгоряченное и мокрое. Дыхание немного сбившееся. Напряженные икры, спортивные бедра.
«Хочу», – выдыхаю желание и опускаю взгляд.
Как назло, Ника садится рядом.
– Разомнешь? – кладет правую ногу мне на колени, слегка завалив корпус назад и оперевшись руками на лавочку.
Трогаю ее божественные икры, перебираю мышцы в пальцах, надавливая то сильнее, то слабее. Ника время от времени тихонечко постанывает от удовольствия, а я скольжу по гладким спортивным штанам вверх и оказываюсь совсем рядом. Массирую ее бедра и знаю, что, если провести рукой немного вверх и вправо, то там она и останется… Но Ника умело отвлекает меня разговором.
– И ты все это время залипал в телефоне?
– Ну да. А сколько прошло?
– Полтора часа, – Ника меняет ногу.
– Охуеть! Правда, залип, – на самом деле мое «охуеть» вылетает тогда, когда я случайно сжимаю ягодицу Ники в руке. А она такая упругая, сочная, подтянутая. Сглатываю слюну во рту. – Сколько ты пробежала?
– Почти пятнадцать. Слав, нам нужно поговорить.
– Пятнадцать! – игнорирую ее предложение.
– Слава, ты слышал.
– Бля, пятнадцать, Ники, ну ты даешь! Мы с тобой с двух начинали!
Она резко сбрасывает ногу с моих коленок, встает и быстрым шагом идет к ступенькам, грациозно поднимается по ним, пиликает ключом от домофона.
«У нее мой телефон!» – вспоминаю я.
– Ладно, разговор, – соглашаюсь и тоже поднимаюсь с лавочки. Надо сказать, никакой разговор не случится, если в мой желудок ничего не закинуть сейчас.
За углом дома пристраиваемся на летней веранде кофейни. На деревянный, немного покачивающийся столик, – если на него наступить ногой внизу, – официантка ставит два стаканчика с капучино, чуть позже приносит мне острый азиатский бургер, Веронике – сырники, утопленные в сгущенке. Серьезно, мне кажется, их там настигла смерть. Даже дна тарелки не видно. Ника пытается образовать вилкой «сушу», но безрезультатно. Утопшие пирожки – мертвые пирожки, так и остаются плавать в сгущенной пучине. Она ковыряет их. Своеобразное такое вскрытие.
– Итак, разговор, – глубоко вздыхает она.
– Да, мне тоже интересно, почему у меня черные ногти? – выставляю перед ней пальцы веером и пристально смотрю ей в глаза.
– Извини, – прыскает смехом Ника. – Когда ты вчера ко мне ввалился, я голову ростовой куклы Микки Мауса чинила. Там потерто в некоторых местах, вот и пришлось промазывать лаком. А твои девственно-чистые ногти…
«У некоторых кое-что другое до сих пор девственно, но я же не лезу, – стискиваю зубы. – Молчи, дурак, плохая шутка».
Вместо слов вгрызаюсь в бургер и активно жую. Он вкусный до безумия! Этот жгучий соус, мясо и булочки, сыр… «Я щас кончу!»
– Что будем делать с твоими кошмарами? – обеспокоенно трогает меня за локоть Ники.
– Не спать.
– А с алкоголизмом?
– С каким алкоголизмом? – ошарашенно поднимаю на нее глаза.
– С твоим!
– То есть, по-твоему, я не только психопат, но еще и алкоголик?!
– Но все можно исправить! Пока не поздно, Слав! Давай найдем тебе хорошего психиатра, если нужно, полежишь в клинике, прокапаешься, таблеточки попьешь…
– Лучше бы ты на всякие бабские темы разговаривала, Ники, – сминаю пустой стаканчик от капучино в руке и кидаю рядом с урной, попросту не попадаю в нее. Поднимаюсь из-за стола, обиженно забирая свой бургер, оставить его здесь недоеденным – выше моих сил. Но не ухожу, так как помню: мой телефон все еще у Ники.
