Общую тревогу почувствовала и учительница литературы. Романтические и лирические произведения на её уроках сменились гражданской поэзией. Всё чаще Ольга Сергеевна заводила речь о том, как важно в самых тяжелых испытаниях уметь оставаться людьми. Сегодня она читала «На поле Куликовом» Блока:
«Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли…»
Андрей слушал вместе со всеми, и не понимал, из-за чего так волноваться. Разве в 1939 году граница не проходила в сорока километрах от Минска, и разве война не закончилась полным и окончательным разгромом польской армии? Теперь же граница проходит более чем в трехстах километрах от Минска, а Красная Армия с тех пор стала гораздо сильнее (об этом показывали в кино и даже писали в газетах). Так что все опасения (думал Андрей) совершенно напрасны.
Учитель истории, похоже, придерживался похожего мнения. Очередная политинформация была посвящена обсуждению кинофильмов о войне. «Все мы видели, – ораторствовал Алексей Зиновьевич, восторженно потирая вспотевшую плешь, – замечательные фильмы, прославляющие мощь советского оружия: „Трактористы“, „Если завтра война“ и многие другие. И мы можем с полной уверенностью сказать, что Красная Армия непобедима10… Марксизм не догма, товарищи, а руководство к действию, поэтому мы должны приложить все свои силы…» Тут историк начал сыпать газетными штампами и в конце концов так запутался, что не нашел ничего лучше, чем открыть учебник и вернуться к партийной линии. (Не пройдет и полгода, как учитель истории, привыкший меняться вместе с линией партии, с тем же энтузиазмом станет оправдывать нацистские порядки и ужасы гетто: «Если власть решила, что евреи должны быть изолированы и уничтожены, значит, мы должны приложить все свои силы…»)
Жизнь продолжалась. Много раз Андрей пытался показать Наташе свою любовь, но не знал, как это сделать. Близилось лето, скоро она уезжала на дачу. Нужно было на что-то решаться, а он всё надеялся, что какой-нибудь случай поможет.
…Вечерними красками разгоралось майское небо. Они сидели на траве в тени роскошного каштана, слушая, как разливается в ветвях неведомая серая птичка, когда это произошло.
– Знаешь, – Наташа вдруг посмотрела вниз, на красные босоножки (из босоножек выглядывали розовые пальчики с аккуратно подстриженными ногтями), – некоторые мужчины любят целовать девушкам пальцы на ногах. А ты?
Андрей не колебался:
– И я тоже… Можно, я поцелую твои пальчики?
Наташа задумалась, словно спрашивая себя, достоин ли Андрей этой чести, потом кивнула:
– Да…
Он опустился на колени. Птица в ветвях затаила дыхание. Всё ещё неуверенно Наташа протянула вперед левую ногу. «Снимать босоножку или нет?» – растерялся Андрей. Решил снять. Отстегнул тонкий ремешок и осторожно снял босоножку, освобождая маленькую ступню. На мгновение замер, залюбовавшись хрупкой красотой этой ножки среди осыпавшихся цветов каштана (увядшие белые лепестки с пурпурными язычками посередине густо усеивали траву под деревом).
Какими беззащитными показались розовые пальчики с аккуратно подстриженными ногтями! «Словно у античной богини», – вспомнилось где-то прочитанное сравнение. Робея взглянуть девочке в глаза, он наклонился над ступней и поцеловал большой пальчик. Пальчик был маленьким и теплым. Отдавшись какому-то чудесному ликованию, с каждой секундой всё сильнее поглощающему его, Андрей стал с чувством целовать эти маленькие пальчики, всё больше и больше теряя голову…
