– Ниночка, тебе какая собачка больше нравится – эта или эта?
Ах, да, меня зовут Нина, если вам это интересно. По счастью, имя выбирать не пришлось, его за меня выбрала мама. Но и она рассказывала, насколько ей это было непросто: то ли назвать в честь бабушки – Оленькой, то ли в честь любимой подруги – Машенькой, то ли как героиню модного романа – Констанцией. Откуда в этом логическом ряду взялась Ниночка, известно только маминому подсознанию, но у него не уточнишь. Что до меня, то мне довольно и того, что она не выбрала Констанцию.
Ну, это я просто так, между делом вспомнила. А в тот момент я уставилась на переливные голографии, откуда на меня смотрели по-собачьи ласково две шавки: одна лысая и чёрная, другая лохматая и белая. Я больше любила кошек и попугаев. Но ни тех, ни других мне не предложили.
– А как их зовут?
– Интересный вопрос, – неизвестно чему обрадовался дяденька с волосатыми пальцами. – Допустим, они тёзки. Обе Жучки.
– Допустим или точно? – с подозрением спросила я.
– Точно-точно! Это две Жучки. Жучка белая и Жучка чёрная.
Собачки стали мне ещё противнее, потому что ни разу на жуков не походили. Черно-лысая смахивала на крашеную крысу, а лохмато-беленькая на причёску соседки тёти Марины.
– А больше ничего нет? – спросила я с надеждой.
– Нет, только собачки.
Я представила себе, что мне сейчас светит не просто выбрать картинку, а кой-чего пострашнее – что одна из этих шавок, например, белая, сейчас спрыгнет с листа, начнёт об меня тереться, лизать мне лицо языком и вилять хвостиком. А мне придётся эту тетьмаринину причёску называть Жучкой, выгуливать по утрам и собирать совочком её какашки. И я разревелась.
– С вашей девочкой всё понятно, – сказал доктор и начал что-то быстро писать в карточке. – Налицо типичные проявления болезни Гецера.
– Это точно? – спросила маман.
– К сожалению. Вам придётся наблюдаться у специалистов, принимать медикаменты.
– А скажите, доктор, – мило улыбнулась маман. – Какого цвета на вас сегодня носки?
Сейчас я понимаю, что она держалась просто героически – окажись я на её месте, я бы ревела не хуже, чем от турбокомпастеров. Потому что даже очень малолетний человек с диагнозом Гецера попадал в генетическую выбраковку. Автоматически и навсегда. И ни тебе в университет поступить, ни на работу устроиться. Не говоря уже о таких вещах, как семья и детишки.
– Носки у меня сегодня чёрные, – волосатые пальцы закрыли тетрадку и отложили её на край стола.
– Чисто чёрные или с рисунком – продолжала атаку маман.
Дядька озадаченно глянул на нас и полез под стол проверять. А мама с ловкостью карточного шулера стянула со стола тетрадку, сунула её в свою сумочку и положила на её место точно такую же из другой стопки. Ни один листок не прошелестел. А когда оказалось, что доктору нужно чуть больше времени, чтобы раскатать штанины обратно, она прихватила ещё и тоненькую книжечку-методичку. Моя маман тоже генетическая выбраковка – это факт, но мозги у неё всегда были на месте. Поэтому ни одна собака в её жизни не догадалась, с кем она имеет дело.
Потом мы весело жгли тетрадку в тазике, энергично паковали вещи, слёзно прощались с друзьями, распаковывались на новом месте и учились, учились, учились делать выбор по стыренной у доктора методичке.
– Нина, что ты будешь на завтрак: пончики или мюсли?
– И я начинала рассуждать логически, как в методичке советовалось: с одной стороны, я обожала пончики, но вчера уже их ела. Значит, для разнообразия надо выбирать мюсли.
