Зулумбийское величество - страница 4

Я всегда любила от души пореветь. Повод тут даже не важен, важен процесс: всё лицо влажнеет, изо рта текут слюни, из носа сопли, а тёплые слёзы катятся по щекам, капают с подбородка и затекают в рот; на языке солёно, на сердце сладко, а ресницы норовят склеиться, чтобы глаза вовек не видали этого безобразия. В данном случае – развилки и часов, которые показывали, что в школу я опоздала. Ну, а ещё качественный рёв даёт хороший результат: возле тебя сразу начинают скапливаться взрослые и интересоваться, что стряслось с несчастным ребёнком. И хоть один из них да догадывается взять тебя за руку и отвести, куда следует: в школу там, в госпиталь или домой. Но это был явно не мой день – никто так и не появился.

Я ревела, пока у меня в организме не закончилась отпущенная на слезы-сопли-слюни влага. Затем сбегала домой, надеясь, что мама всё-таки возьмёт выбор дороги на себя. Но мамы дома не оказалось. Так что я выпила залпом три стакана воды, вернулась на развилку и добросовестно отрыдала до полудня. Я устала не меньше, чем от полного учебного дня (рот затёк, а щёки щипало от соли), и взяла передышку. И пока я обтирала лицо лопухами, мне в голову сама собой пришла гениальная идея: раз нельзя выбрать одно из двух, надо поискать что-то третье. Вам, поди, сейчас смешно это слышать – то же мне, думаете вы, нашла гениальную идею! Но мне было только восемь, и в книжке, которую мы с маман почитали как библию, этот метод не рассматривался. Я пошла напролом между двух дорожек.

Новый путь до школы оказался долгим и потребовал нехилой физической подготовки. Мне пришлось вскарабкаться на скалу и спуститься оттуда по сыпучим камням, переплыть городской фонтан, не выпуская из рук портфеля, проломиться через кизиловые заросли и пройти насквозь куполообразное здание оранжереи со стеклянными стенами.

Оказалось, что выбранная мною дорога ведёт совсем не к школе, а к морю. И когда я неожиданно для себя очутилась на его берегу – на краю города и на краю всего мира, меня посетило новое откровение: действительность становится не такой уж суровой, если из двух вариантов выбирать нечто третье. Я провела на море весь день. Бегала босиком по мокрому песку, собирала ракушки, гоняла крабов и встречала закат. А потом из ночной черноты вынырнула заплаканная мама и забрала меня домой.

До сих пор не знаю, как ей удалось меня найти, но после того случая она больше не играла со мной в дурацкую игру «Выбери сама». С того момента я получала от неё чёткие директивы, какой дорогой ходить, где учиться и что надеть. И меня это полностью устраивало.

К двадцати трём годам, благодаря мудрому руководству маман, я худо-бедно научилась маскироваться под нормального человека и заняла маленькую, но неплохую должность в Департаменте рабочей силы Космопорта Љ 12. Главное правило, которое маман не уставала повторять, а я усваивать, было: «Не высовывайся, за нормальную сойдёшь!». Я не высовывалась – приходила вовремя, помалкивала на собраниях и педантично выполняла должностные обязанности. Офисная работёнка – «не бей сидячего»: с утра со всех отделов нашей огромной организации поступает список вакансий, которые до обеда мне надо внести в базу данных. Затем база автоматически размещает описание вакансий на специализированных ресурсах, принимает оттуда резюме от всех желающих, анализирует по основным параметрам, откидывая сходу процентов девяносто пять кандидатур, и назначает оставшимся время для личной аудиенции. А мне остаётся только посмотреть в ясные глазки будущих работников и выбрать кого-то одного. За двадцать три года жизненного опыта мои методы усовершенствовались настолько, что я вполне смогла бы сама написать книжку в помощь людям с симптомами Гецера. В пять раз толще той, которую в своё время умыкнула маман у психиатра. Поэтому интервью я неизменно начинала издалека: